Птица, сидя на верстаке, каркнула. Кот, было дернувшись, снова замер. Сторожил подонка, хотя в глазу читались только кровожадные желания. Костыль оказался быстрее. Трофейный ТТ жахнул, распылив немаленькую птаху в перья, пух и фарш.
– Я, заметьте, друзья, прямо настоящий этот… ну, как его… блин…
– Снайпер.
– Не, до снайпера мне, как до Китая раком. Ганфайтер, во!
Уколова, в груде одежды отыскав брюки, искала глазами свой рюкзак. Черт с ними, с чужими насекомыми… Без трусов совсем невесело. А запасные есть только там. Ганфайтер, блин.
– И кто это?
– Крутой перец, само собой. Так, займемся поисками наших компаньонов и допросом упыренка. Ты не против, красавица? И, к слову, знаешь что?
– Ну?
– Как любой честный и благородный мужчина, а я именно таков, после всего случившегося просто обязан на тебе жениться. Слово чести, свадебку готов отыграть под Новый год, заколем кабанчика и…
– Когда ж тебе надоест…
– Вот и спасай после такого всяких там дев, принцесс и королев со старшими лейтенантами.
Костыль прокрутил ТТ на пальце, вперед-назад, резким движением – за пояс.
– Живой или мертвой, ты пойдешь со мной… Ох, как же я крут…
И только потом поднялся.
И решительно двинулся с огрызками веревок к чудовищу. А Саблезуб, муркнув, вихрем кинулся куда-то в темноту…
Азамат, продрогший до косточек где-то в коленках и даже в ушах, растирал руки, накинув тулуп. Саблезуб, довольно урча, грыз найденную синюю тушку курицы с четырьмя ногами. Даша, все еще покачиваясь после какого-то наркотика, что, оказывается, ввела ей Ча, грела ладони о кружку с кипятком и медом.
Костыль, что-то строгая, сидел у очага. Уколова, отыскав рюкзак и все барахло, думала о сале: стоит есть или нет. Даже уверения Азамата в свинячьей его природе не действовали.
Души, еще как-то теплившиеся человечностью, за чертову ночь, пропахшую вареной человечиной, гарью и собственной кровью, зачерствели дальше некуда.
Трупы, лежавшие и гнившие в углу, никто не убирал. Одноногого бедолагу Костыль оттащил и бросил рядом. Чего там… не до них.
Чудовище, подвешенное к потолку, звездело само по себе, совершенно не по делу. Пока всплыли лишь семейные связи с добреньким дедушкой через его чертову бабку, приходившуюся сволоте дальней родственницей. Гостей с сальцем в подарок для кого-то там старый хрыч отправил сюда много.
А вот Азамата куда больше интересовали две головы у птицы. Вернее, сохранившиеся после аттракциона со стрельбой полторы.
– Рот закрой, – проскрипел Пуля, чувствуя вроде бы уходившую дрожь в теле. – Слушай и отвечай. А там… а там посмотрим.
«Посмотрим» почему-то отдавало хрустом топора по кости и паленым жиром на ляжках.
– Ты, утырок, сам по себе, как бы. Машина чья во дворе?
– Ее, ее… – чудовище закивало в сторону валявшейся в темноте бледнолицей башки. – Это все…
– Ну да, – вздохнул Азамат, – все зло от баб, точно. Слушай. Костыль, я вот чего не понимаю… ты как ей голову открутил? Друг мой ее точно не отгрызал, я даже проверил.
– Хм… у нее с собой Джигли была. Я ж ее костылем в хребет засандалил. Пробил ребра, сердце там. Померла, мразота, даже не мучаясь.
– Ну да… это понятно. А отпилил зачем?
Костыль поерзал, устраиваясь удобнее.
– Да, как-то, знаешь… само собой получилось. В хорошем кулацком хозяйстве оно как? Все в нем пригодится.
– Ну да, и как не подумал. Ты, видно, все же на голову немножко того, вон его родственник. Это ж надо додуматься… отпилить голову и тащить с собой, чтобы потом вбить в нее стволы и… целая военная хитрость.
– Ты это так меня похвалил за смекалку с находчивостью? Ну, спасибо, друг.
– Носи, не стаптывай. Я больше спать не буду, когда ты в карауле. Ну тебя на фиг.
Уколова, решившись, резала сало мелкими кубиками. Есть хотелось неимоверно.
– Теперь, ты не думай, что забыл о тебе, вещай дальше, – Азамат достал топорик, снова вернувшийся к нему. – И по делу. Машина твоей дуры. Откуда?
– Хозяин дал.
– Уже хорошо. А кто такой Хозяин?
В глазах чудовища что-то мелькнуло. Неуловимое и страшное. Он замолчал.
Азамат вздохнул, вставая.
– Стой-стой, – Костыль поискал найденную палку. – Я тут кое-чего смастырил. Во! Думаю, запоет сейчас, аки горлинка-голубка.
– Ты – больной, – всерьез сказала Уколова. – Даже представлять не хочу, как ты… это… хочешь пользовать в паре с ним.
Чудовище покосилось на выструганное с пониманием и страхом. С охотничий нож длиной палка с нарезанными ромбами. Объемными ромбами и квадратами. Размером точь-в-точь, чтобы вставить в…
– Всескажутольконенадо…
Костыль огорченно пожал плечами.
– Даже обидно. Хотелось попробовать.
Уколова, прямо с набитым ртом, хохотнула. Почему-то ей совершенно не было жалко чудовища. Да и всем остальным – тоже.
– Говори, – Азамат спрятал топорик.
– Хозяину нужна она.
Даша, побледнев, смотрела в ответ на взгляды остальных.
– Так…
– Ее ищет Хозяин, а он не прощает своим солдатам невыполнения приказа. Ча жива только благодаря ему. И остальные.
– А где Хозяин живет? – промурлыкала Уколова.
– Где-то у Кумертау.
Азамат переглянулся со старлеем. Вот так вот… в Башкирии, значит. Хозяин.
– Птицы – связные?
– Да. Они умные.
– Сколько еще таких ее ищет?
– Я знаю про Миноса. Он тупой, и Ча его не любила. И Проводник, его она боялась.
Азамат хмыкнул. Не много ж прояснил. И вряд ли знает что еще. Миноса нет, а Проводник…
– Проводник остался у Похвистнево, – Уколова кивнула. – Кто еще проверяет составы на железке, кто так любит вагоны и пассажиров?
– Ну да. Хорошо и…
Азамат развернулся к единственному открытому окну. Вслушался, поднеся палец к губам. Все замолчали. Только трещали поленья. Только…
Ночь зимой молчалива и страшна своей тишиной. И только из-за нее, безграничной и тяжелой, звенящей пустотой, они услышали.
Далекий вой авиационного двигателя, идущего прямо по-над землей. И прячущиеся за ним фырканья автомобилей. Далеко, километров десять, но так близко.
– Уходим.
Азамат встал, взял остывшую кастрюлю и залил костер. Факела пока не тушил. Вещи же…
Он дождался выхода остальных и повернулся к заскулившему чудовищу. Топорик сам прыгнул в руку.