Метро 2035. За ледяными облаками - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Манасыпов cтр.№ 63

Открывая глаза под будильник, дверной звонок или орущий телефон, ты еще не знаешь… Ничего не знаешь, но поймешь это не скоро.

Иногда это почтальон с телеграммой… Такое утро не вычеркнешь из памяти. Оно сидит гвоздем в твоей голове, хотя прошло двадцать два года. И ты живешь без отца куда больше, чем с ним. Только два с лишним десятка лет один черт не вычеркнут из памяти усов, сигарет, масла с соляркой и волос на голове после ванны, торчавших одуванчиком.

Утро всегда разное.

Оно смотрит персиково-алым узким взглядом восхода из-за синей кубанской ранней дымки. Под задницей – наполовину крашенная сталь пожарной лестницы, твоя «Прима» горька и колет легкие, но мир прекрасен до скорой «ротаподъем», и ты в нем один, наслаждаясь совершенством рассветной красоты.

Через несколько месяцев волшебство проснувшегося Кавказа, появляющегося из ничего прямо перед глазами, вырастающего вместе со встающим солнцем, врежется в память и не выветрится никогда. И даже отмывая кровь с уха, небрито-грязного лица и шеи, наслаждаясь комариным звоном в правом ухе, не забудешь подмигнуть горам, творящим свою магию на твоих глазах.

Иногда ты становишься ребенком, засунув руку под подушку. В свой день рождения можно проснуться и вдруг вернуться чуть назад, когда любовь и внимание к тебе делали сказку из вполне обычного. Круглый дисковый плеер и наушники – вовсе не «Субару» с низкопрофильной резиной или айфон. Фига. Серый блин «Панасоника» куда круче. Это целый мир, поющий в унисон шагам и мыслям.

А проснувшись у мамы, уже с собственными седыми волосами, замрешь и постараешься не открывать глаза. Ведь на кухне точно так же пахло, шипело и позвякивало тогда, когда каждое утро было золотым, а тридцать лет казались безумно далекими. И сейчас, почти в сорок, запахи масла, теста, сахара и творога, плывущие с кухни, делают «щёлк»… и, пусть на пару секунд, но ты там.

Каждое утро – доброе. Есть горячая вода, теплая постель и чертовы тапки? Вы – самая счастливая частичка Вселенной. Вставайте, делайте все нужное и радуйтесь жизни вокруг и себе в ней. Ведь его больше не будет.

Этого самого утра.

Если часто и подолгу палить в здании костер, кирпич закоптится в чернь.

Если часто и подолгу жарить там же плоть, кирпич завоняет не хуже плахи.

Если часто и подолгу наслаждаться болью здесь же, кирпич станет кричать.

Старший лейтенант Службы Безопасности Новоуфимской коммунистической республики Евгения Уколова не тряслась от страха, не дрожала всем телом и не клацала зубами. И не из-за все еще жутко ноющих десен и остатков зубов, выбитых Клычом. Нет.

Ее заморозило ужасом. Стянуло до судорог в мускулах и еле ощущаемого сердца.

Антон Анатольевич Клыч сейчас казался почти добрым другом… решившим чуть пошутить.

Она не помнила, как оказалась здесь. Внутри чертова здания МТС или где-то еще. Лишь огонь, растекшийся по руке, добравшийся до шеи за полтора удара пульса и пожравший ее полностью.

Пламя, трещавшее досками внутри черного каменного кольца, плевалось искрами. Несколько прожгли ей брюки. Одна, точно так, добралась до кожи… Но Женя не чувствовала. Какая разница? Какая сейчас разница?!

Чертово сало… В лоскут старого мешка завернутое, прошитое грубыми стежками, как долбаная посылка… Вон они, лоскуты, светлее, темнее, плесневелые, погрызенные мышами, все сплошь в темных и бурых разводах с точками.

Сколько таких дураков с дурами дед, проявив честность и прямоту, отправил в обход оврага с ловушкой, подкинув настоящий капкан?

Последний, вон он, еще барахтается чуть в стороне от пламени. Подвешенный за вывернутые из плечей руки к крюку. Раньше, наверное, по двум рельсам у потолка, прикрепленным к тавровым балкам, двигали части машин для ремонта. Сейчас мастерская стала бойней, разделочным цехом и коптильней.

У барахтавшегося уже не хватало ноги ниже колена. Культя, перетянутая ремнем, запеченная головней, слезилась тонкими темными соплями. Изредка мужик дергался, выл через кляп. Для чего кляп в таком месте? Чтобы не мешать.

Красные блики прыгали по дальней стене. Замирали на металле, кое-где видневшемся через закоксившееся мясо с кровью. Ужасу Беды для работы не нужен хирургический инструментарий или мясницкий инвентарь. Заточить можно почти что угодно, а порой и оставить тупым. Ох, да, Уколова понимала, в чем дело. Помнила поиски Ефима Кровопуска под Чишмами, как наяву видела чертову сторожку за селом, даже сейчас чуяла гниль и смерть, застывшие на лезвиях и секущих частях.

Ефим, хренов больной урод, обожал подвешивать женщин к стене и превращать их во что-то, недоступное пониманию нормального человека. В икебану из белых, отмытых наживую, выломанных костей и лоскутного одеяла неравномерно снятой кожи.

Тварь, маскировавшаяся под человека, тоже любила несколько своих… помощников. Сапожный нож, обмотанный изолентой. Садовый нож, намертво прикипевший в раскрытом состоянии. Старую темную киянку и треугольную стамеску.

Гузелька, не сумевшая даже плакать, Гузелька, оставшаяся без ножек тридцать третьего размера в двенадцать лет, ничего не рассказала. Рассказал взгляд оставшегося глаза, застывший на древнем дубовом верстаке с разложенными… помощниками.

Они не успели вовремя. Но успели остановить чудовище. Уколова унесла девочку, оставив в сторожке Дармова и двух сержантов. Унесла, почти сразу за порогом зажав чуть оттопыренные детские уши. Дармов решил подарить Ефиму букет из него самого. Да, тогда они успели и спасли ребенка.

Сейчас никто не станет искать Женю Уколову. И никто не спасет. Никто не помешает…

Даша, скрученная по рукам и ногам, лежала где-то в стороне. Уколова чувствовала ее запах даже своим сломанным и заживающим носом. Девочка ни разу не пошевельнулась. Костыль… она не знала, где сивый. И не знала, где Азамат. И не слышала кота. Никого.

Так и нужно. Чтобы никто не мешал.

Не мешал наслаждаться процессом. Человечину эта сволочь не жрала.

Пока, во всяком случае. Всего лишь варила холодец. Или тушенку, кто ее разберет?

Паяльная лампа. Генератор на соляре и строительный лобзик. Кухонный топорик с тяжелым рифленым обухом для отбивных. Несколько разномастных секаторов и садовые ножницы. Ножовка по металлу, с натянутой вместо полотна тугой и острой струной. Пару пластов, наслаждаясь, чудовище срезало с незадачливого путника уже при очнувшейся Уколовой.

Печка-мазанка с большой конфоркой, жарко полыхающей под булькающей кастрюлей. Густой мясной запах плыл вокруг, оседая на старлея почти ощутимыми волокнами, распадающимися в кипятке.