– Речь идет о злейшем враге этого города, поэтому буду признателен, если расскажешь мне обо всем, что придумаешь. – Тортелл поднялся. – Может, коротко введешь меня в курс дела завтра, на похоронах Дункана? И сообщишь о своем решении относительно выборов.
Не вставая, Макбет пожал протянутую ему руку. Глядя на стену за его спиной, Тортелл кивнул:
– Мне всегда нравилась эта картина, Макбет. Не провожай, дорогу я найду.
Макбет смотрел ему вслед и думал, что с каждой новой встречей Тортелл жиреет. К кофе он так и не притронулся. Макбет развернулся и посмотрел на картину. На огромном полотне были нарисованы мужчина и женщина, одетые как рабочие. Позади них шла целая ватага детей, а за ними розовело восходящее солнце. Пожалуй, ее повесил тут Дункан, решил Макбет. Кеннет наверняка предпочитал любоваться собственным портретом. Макбет наклонил голову, но так и не смог ухватить собственную мысль.
– Ну, Сейтон, что скажешь?
– Что я скажу? Пошел бы этот Тортелл к черту. Тебя здесь любят куда больше его.
Макбет кивнул. Сейтон был похож на него, он тоже не способен был увидеть всю картину в целом. Подобное умеет лишь Леди.
Леди не отпирала.
– Мне нужно поговорить с тобой, – умолял Макбет.
Ответа не последовало.
– Любимая!
– Это все из-за младенца, – сказал Джек.
Макбет повернулся и удивленно посмотрел на него.
– Я забрал у нее младенца. От него скверно пахло, и у меня не было другого выхода. Но она думает, что это вы мне приказали…
– Хорошо. Хорошо, Джек. Просто мне нужен ее совет в одном дельце, и… Ну да.
– В таком состоянии она вряд ли способна дать вам какой-нибудь совет. Осмелюсь спросить, что за дельце… Ох, простите, я забылся. Вы же не Леди.
– А с чего ты решил, что я Леди?
– Нет-нет, я только… Леди довольно часто делится со мною размышлениями, а я стараюсь рассеять ее сомнения. Опыта у меня мало, но иногда достаточно рассказать кому-нибудь вслух о своих помыслах.
– Хм. Пойдем, Джек, выпьем кофе.
– С удовольствием.
Макбет поднялся на мезонин и окинул взглядом игровой зал. Еще один тихий и почти безлюдный вечер. Среди игроков он не увидел ни одного знакомого. Где же они все?
– В «Обелиске», – сказал Джек, протягивая Макбету чашку дымящегося кофе.
– Что?
– Все наши постоянные клиенты в «Обелиске». Вы ведь об этом думали, верно?
– Не исключено, что и об этом.
– Вчера я зашел в «Обелиск» и насчитал там пятерых наших. С двумя из них я побеседовал. Как выяснилось, не только мы шпионим за «Обелиском», у них здесь тоже имеются осведомители. И «Обелиск» сделал нашим постоянным клиентам шикарное предложение.
– Шикарное предложение?
– Игра в кредит.
– Это противозаконно.
– Конечно, втайне. В бухгалтерских книгах «Обелиска» об этом не упоминается, а если владельцев спросить напрямую, то они будут отпираться.
– Значит, предложим то же самое.
– Как мне кажется, проблема не в этом. У нас в баре почти никого нет, видите? В «Обелиске» к бару не протолкнуться. Пиво и другая выпивка там на тридцать процентов дешевле, и благодаря этому люди не только больше пьют, но и играют более рискованно.
– Леди считает, что так мы привлекаем тех, кто выше ценит качество.
– Господин Макбет, в этом городе посетителей казино можно условно разделить на три группы. Заядлые игроки, которым плевать на дорогие ковры и коньяк. Им нужен хороший крупье, стол для покера, фермеры, которые приехали в город развеяться и которых сам Бог велел обчистить, и желательно кредит в казино. Такие ходят в «Обелиск». Вторая группа – те самые фермеры, которые прежде нередко заглядывали в «Инвернесс», потому что мы, как говорят, настоящее казино. Но недавно они прознали про «Обелиск» с его шумом, весельем и незамысловатыми развлечениями и переметнулись. Такие люди охотнее пойдут в караоке, а не в оперу.
– А опера – это мы?
– Им нужно дешевое пиво и дешевые девочки. Иначе зачем еще ездить в город?
– А третья группа?
Джек показал вниз:
– Уроженцы западной части города. Те, кому не хочется сидеть бок о бок с чернью. Наши последние прихожане. Пока. Потому что к Новому году в «Обелиске» собираются открыть новый зал. Дресс-код, минимальные ставки выше и дорогой коньяк в баре.
– Хм. И что, по-твоему, нам делать?
– По-моему? – Джек рассмеялся. – Я всего лишь администратор, господин Макбет.
– И крупье. – Макбет взглянул на стол для блек-джека, за которым он сам, Леди и Джек когда-то впервые собрались вместе. – Так дай же мне совет, Джек.
– Крупье лишь смотрят, как люди делают ставки. Они не дают советов, господин Макбет.
– Ладно, тогда послушай меня. Сегодня ко мне пришел Тортелл. Он сказал, что не хочет, чтобы я выставлял свою кандидатуру на выборах бургомистра.
– А вы собирались баллотироваться?
– Не знаю. Сперва у меня была такая мысль, но я от нее отказался, хотя потом она ко мне вернулась. А именно после того, как Тортелл презрительно предложил объяснить мне, что такое настоящая политика. Что скажешь?
– О, по-моему, из вас получился бы прекрасный бургомистр, господин Макбет. Только представьте, что вы и Леди способны сделать для этого города!
Макбет смотрел на расплывшееся в улыбке лицо Джека, на его неподдельную радость, на наивный оптимизм. Словно его собственный портрет – того, каким он когда-то был. И ему в голову пришла странная мысль: ему захотелось стать Джеком, администратором.
– Но тогда я сильно рискую, – продолжал Макбет, – если же я не стану баллотироваться сейчас, то на следующих выборах Тортелл поддержит мою кандидатуру. И Тортелл прав – действующего губернатора почти всегда переизбирают.
– Хм, – Джек почесал голову, – если только прямо перед выборами не разразится какой-нибудь скандал. Такой жуткий, что горожане ни за что в жизни не станут переизбирать Тортелла.
– Например?
– Леди попросила меня узнать про того молоденького мальчика, которого Тортелл приводил с собой на вечеринку. Мои осведомители говорят, что жена Тортелла переехала в их летний дом в Файфе, а этот мальчик живет теперь вместе с бургомистром. И возраста сексуального согласия этот мальчик еще не достиг. Нам нужны конкретные доказательства распутства. Свидетели. Например, прислуга, проживающая в доме бургомистра.
– Но, Джек, это же просто волшебно! – При мысли о возможности свергнуть Тортелла Макбет даже раскраснелся. – Доказательства мы добудем, а потом я попрошу Кайта организовать общественные предвыборные дебаты, и прямо во время трансляции я брошу Тортеллу в лицо обвинение в разврате! Что скажешь?