Рассекречено? Правда об острых эпизодах советской эпохи - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Воронов cтр.№ 26

Да еще люди осмеливались нагло интересоваться: «Почему у нас в СССР работают по-разному: одни 6, другие 7, третьи 8 часов, а колхозники работают больше всех. Нельзя ли приравнять колхозников к рабочим и служащим?» Мало того, на собрании колхозников сельхоз артели им. Максима Горького были внесено предложения: «Отменить зерновые, мясные и молочные поставки колхозами государству», «Давать хлеб государству после обеспечения колхозников, и только в том случае, если будут излишки, а то берут хлеб, а колхозники остаются голодными». В Новоселецком районе на собраниях ставились вопросы: «Почему государство не откажется брать налоги с колхозников и колхозов?» А колхозник Колотухин осмелился вступить в пререкания с докладчиком: «Почему в зерносовхозах, фабриках, заводах получают зарплату, а колхозники работают вслепую, не зная, получат ли что-либо или нет. Я вношу предложение в проект Конституции, чтобы колхозники получали гарантийный минимум».

Из той же сводки о настроениях: «Нужно ждать съезда. Как только утвердят новый закон, сейчас же выйдет распоряжение расходиться из колхозов, так как в Конституции прямо сказано: каждый может жить, как хочет», «сейчас везде и всюду распускают колхозы. Власть скрывает от нас, что в Грузии колхозов уже нет. Скоро и к нам придет распоряжение о выходе из колхозов, коммунистам приходит конец». На собрании избирателей хутора Маковского, Невинномысского района «разложившийся б. красный партизан Гончаров заявил: „Будь она проклята, Конституция, душат нас, как собак, и живем мы как собаки, хуже, чем при помещике. Спали в навозе и сейчас спим“. Гончаров арестован».

В другом селе колхозник Колчумов заявил: «Конституция говорит: „Кто не работает, тот не ест“, но нужно понимать наоборот. У нас на деле — кто работает, как наши колхозники, тот не ест, а руководители жиреют за наш счет». После чего «в беседе с колхозниками Колчумов сказал: „Коммунисты выдумывают разные Конституции не для колхозников, а для толстокожих и толстобрюхих“… Колчумов привлечен к ответственности». И таких сводок — масса! Настроение обозначено вполне конкретно: опять нас всех надули. Колхозница Погребная заявила: «…Мы работаем по 20 часов, а они по 8 часов в день. Мы имеем общую нужду в одежде и обуви, ходим в рваных платьях и рубахах, а они, рабочие, обеспечены всем полностью. Мы не имеем свободных мест на курорты, а они, рабочие, — имеют». Можно подумать, товарищ Сталин конституцию писал для них!

…И ведь масштабные репрессии не прекратились ни во время «всенародного обсуждения», ни с принятием конституции, ни после нее — когда шла подготовка первых выборов по новым правилам. К вопросу, кстати, о «праве на труд». В разгар обсуждения, 24 августа 1936 года, Каганович телеграфирует Сталину, как бы между делом сообщая, что из одной лишь авиационной промышленности в порядке чистки уволено 12 тысяч человек! Это всего лишь из одной и, мягко скажем, не самой обширной в те времена отрасли — что же творилось в других отраслях? А то же самое: шли массовые чистки, счет шел на десятки и сотни тысяч, причем зачищали ведь не «эксплуататоров», а именно трудящихся — рабочих, инженеров, служащих. С точки зрения карательно-репрессивных органов, кстати говоря, ничего не изменилось: они конституцию просто не заметили. И как работали масштабно не по конституции, а по ведомственной инструкции, — так и продолжили работать. Никуда не делась и система внесудебных репрессий, никоим образом в конституции не обозначенная, никуда не исчезли ни «тройки», ни ОСО. А правовой статус огромного количества граждан по-прежнему регулировался не конституцией, а актами текущего законодательства и множеством актов подзаконных, прежде всего инструкциями НКВД. Конституция, по сути, как пишет крупнейший знаток советского госаппарата Татьяна Коржихина, была лишь прикрытием бескомпромиссной реакции и режима личной диктатуры.

А потом был нанесен самый мощный сталинский удар, и, как водится, превентивный: 1937-й прямо вытекал из новой конституции. Ширма была сооружена, механизм личной власти Сталина надежно укрыт от сторонних глаз, фасад подновлен, конфетку трудящиеся скушали. А заодно себя проявили и показали — кого зачищать, было очевидно. Причем операцию по изъятию «врагов народа» было важно провести до запланированных на 12 декабря 1937 года выборов в Верховный Совет СССР: никто из обреченных на заклание не должен был не только случайно попасть в кандидаты, но даже не должен был испортить «праздник всенародного голосования» в качестве избирателя — порчей бюллетеня, скажем, заходом в кабинку для голосования или — о ужас! — вычеркиванием кандидата «нерушимого блока коммунистов и беспартийных». Последнее, кстати, тоже сталинское изобретение, надолго пережившее своего создателя, — именно тогда и была введена в оборот эта насквозь фальшивая и лживая формула: «нерушимый блок коммунистов и беспартийных».

Превентивный удар нужен был и для подготовки почвы для выборов, и, опять-таки, чтобы прополоть эту же почву, вычистив всех, без исключения, носителей любого рода протестных настроений, всех тех, кто по наивности (или злому умыслу) мог принять декларацию за действительность и даже руководство к действию. Нужно было превентивно уничтожить огромную массу не оппозиционеров (их уже не было), но тех, кто потенциально мог стать таковыми. В общем, нужно было создать такую ситуацию в стране, чтобы без помех раз и навсегда зачистить все потенциальные занозы до нулевого уровня. Поскольку речь шла конкретно о личной власти вождя. Как потом прозорливо заметит Хрущев в своих мемуарах: «Почему же тогда Сталин их уничтожил? Он их уничтожил потому, что созревали условия для замены Сталина».

«Окончательное решение», позже получившее наименование «ежовщины», тщательно и детально отрабатывалось лично Сталиным на протяжении всего 1936/1937 года, документальных свидетельств чему просто масса. Уши именно этого товарища торчат всюду. 2 июля 1937 года Политбюро (читай: Сталин) принимает решение о подготовке и проведении волны массовых арестов. 30 июля 1937 года Сталин утверждает план предстоящей операции и оперативный приказ наркома внутренних дел № 00447 «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и др. антисоветских элементов» (на другой день это оформлено соответствующим постановлением Политбюро ЦК ВКП(б) «Вопрос НКВД»). Там же были утверждены и так называемые лимиты на уничтожение. 5 августа 1937 года операция началась. Первоначально рассчитывали на четыре месяца (чтобы завершиться аккурат за неделю до первых выборов), но со сроками не успели. План выполняли и перевыполняли, чекисты валились с ног от усталости, выбивая показания и стреляя в затылки. Так что пришлось продлить операцию до конца следующего 1938 года. А затем ликвидировать немалую часть ликвидаторов, заменив их подросшим поколением ретивых оперов.

Первоначальные лимиты было многократно превышены. А помимо прочего проведена еще и серия национальных операций, когда депортировали, брали и истребляли по национальному признаку — операции карельская, финская, ингерманландская, польская, корейская, немецкая, румынская, латышская, эстонская, литовская, греческая, иранская, китайская, болгарская, македонская, японская и даже турецкая. Еще была харбинская — взяли всех бывших служащих КВЖД, жен и детей «врагов народа». Провели и специальную операцию по изъятию бывших военнопленных — тех, кто в годы Первой мировой войны попал в немецкий или австрийский плен. В одной Новосибирской области таковых оказалось 25 тысяч — практически все сразу были расстреляны.