Рассекречено? Правда об острых эпизодах советской эпохи - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Воронов cтр.№ 11

И, наконец, о главном — тех самых гайках, которые срочно надо было начать закручивать: «Всех видных монархистов, сидящих у нас в тюрьме или в концентрационном лагере, надо немедля объявить заложниками. Надо теперь же расстрелять пять или десять монархистов, объявив, что за каждую попытку покушения будут расстреливаться новые группы монархистов. Надо дать ОГПУ директиву о повальных обысках и арестах монархистов и всякого рода белогвардейцев по всему СССР с целью их полной ликвидации всеми мерами». Ибо, с нескрываемым удовлетворением завершил вождь, «убийство Войкова дает основание для полного разгрома монархистских и белогвардейских ячеек во всех частях СССР всеми революционными мерами…».

Указания высшей инстанции приняты к исполнению незамедлительно: уже 8 июня 1927 года Политбюро ЦК ВКП(б) издало постановление «О мероприятиях в связи с белогвардейскими выступлениями». Поручив ОГПУ «принять решительные меры в отношении белогвардейцев»: «произвести массовые обыски и аресты», «опубликовать сообщение ОГПУ с указанием в нем на произведенный расстрел 20 видных белогвардейцев», «согласиться с тем, чтобы ОГПУ предоставило право вынесения внесудебных приговоров вплоть до расстрела…».

Первую партию «белогвардейцев» бессудно расстреляли уже вечером 9 июня. Всего же в те дни ОГПУ произвело по всей стране не менее 20 тысяч обысков и девяти тысяч арестов «бывших людей». Когда председатель ОГПУ Менжинский уведомил Политбюро, что «ОГПУ предполагает число расстрелянных ограничить сравнительно небольшой цифрой», да и вообще слегка сбавить темпы, то получил недвусмысленную отповедь Сталина: повальные аресты продолжить. Используя их еще и «для развития системы добровольчества среди молодежи в пользу ОГПУ и его органов».

Но главным объектом чекистской атаки стали не «домашние» монархисты, а закордонные — тот самый РОВС, созданный в 1924 году генералом Врангелем, а затем принятый под крыло великим князем Николаем Николаевичем. И его тайная структура — боевая организация генерала Кутепова. Но почему под шумок выстрелов Коверды, который, как быстро выяснится, никогда никаким монархистом не был, стрелки перевели именно на РОВС, казалось бы, уже давно деморализованный ныне распиаренной чекистской операцией «Трест»? Если на момент создания РОВСа в нем было порядка 40 тысяч человек, то к 1929 году его боевые возможности оценивали уже в 50–60 тысяч «штыков». Мало? Но это же были офицеры и солдаты, дисциплинированные, сплоченные в подразделения, в активе которых был отменный боевой опыт, качественная подготовка и хорошая физическая форма. Превосходный профессиональный мобилизационный контингент, в любой момент способный стать армией. Или — острием армии вторжения. Да и как собственно террористов недооценивать их было чревато: 3 июня 1927 года в Москве боевики РОВС пытались взорвать общежитие сотрудников ОГПУ на Малой Лубянке, 6 июня 1927 года боевик РОВС бросил бомбу в бюро пропусков ОГПУ в Москве, а 7 июня 1927 года, в тот же день, когда в Варшаве стреляли в Войкова, группа кутеповцев прорвалась и в Ленинград, забросав бомбами Центральный партклуб на Мойке. Никого из «сброда тонкошеих вождей» совсем не прельщала перспектива случайно (или не очень) залететь под руку этих отмороженных молодцев. Но, повторюсь, Кремль все же больше заботила не дилетантская возня нескольких десятков террористов Кутепова, а собственно РОВС как потенциально организованная сила.

Чужой среди своих

…Войкова хоронили торжественно: воинские почести, траурные марши, гроб на артиллерийском лафете, митинг, Кремлевская стена. Однако некролог «Правды» был обезличен и сух до необычайности: советские вожди явно скорбели не по самому убиенному, а лишь отдавали должное его статусу — Войков не был для них совсем уж «своим». Вот и советские энциклопедии услужливо подскажут, что до 1917-го Войков был меньшевиком. Порой внимание акцентировали еще и на том, что Войков хотя и вернулся после февраля 1917-го в «пломбированном» вагоне, но не в том, не в «правильном» вагоне — не с Лениным, а с лидером меньшевиков Мартовым…

Петр Лазаревич Войков родился в 1888 году в семье, как утверждал советский дипломат (и невозвращенец) Григорий Беседовский, «директора керченской гимназии, махрового монархиста и члена «Союза русского народа». Но это полная чушь: никаким «махровым монархистом» и черносотенцем отец Войкова не был. Еще с подачи уже монархической эмиграции Петра Войкова и поныне упорно именуют Пинхусом Лазаревичем Вайнером и даже членом тайной еврейской террористической организации — это тоже чушь. В реальности он крещенный в православии «малоросс» или, как написали бы сегодня, «украинец». Его дед, Петр Войков, крепостной крестьян Таврической губернии, скопив деньги, выкупил у помещика вольную. Как истово верующий человек, он своего сына, крещеного в день святого Лазаря, назвал именем этого святого. И даже сумел дать ему достойное, гимназическое образование. После окончания гимназии Лазарь Петрович Войков поступил было в Петербургский Горный институт, но вскоре был исключен оттуда за участие в студенческой забастовке. Потому продолжил образование уже в Тифлисе, где закончил учительскую семинарию, затем получил место учителя математики в ремесленном училище Керчи. Мать Петра Войкова, Анна Филипповна, в девичестве Иванова, тоже получила высшее образование — закончила Керченский Кушниковский институт благородных девиц (иногда именуется «женский институт»). Сам Петр Войков учился в Керченской классической мужской Александровской гимназии, и в основном на отлично. Но в 1904 году был исключен из гимназии — формально за пропуск занятий, реально — за политику, был зачислен в Ялтинскую гимназию, откуда тоже отчислен, так что гимназический аттестат он получил позже, когда экстерном сдал экзамены за полный гимназический. Советская литература утверждала, что с гимназических лет Войков был активным деятелем подпольных социал-демократических кружков, деликатно не уточняя, каких именно. Потому как кружки те были меньшевистскими. Но, если хорошенько покопаться, выяснится, что социал-демократических кружков и организаций в Крыму тогда практически не было, зато там вовсю резвились социалисты-революционеры. Войкову приписывали организацию покушения на ялтинского градоначальника генерала Ивана Думбадзе в 1907 году: с балкона дачи в коляску проезжавшего мимо генерала была брошена бомба, но генерал выжил, отделавшись тяжелой контузией и множеством ранений. Но здесь сложно что-либо говорить о степени участии в этом деле Войкова: по одной из версии, он был причастен к перевозке бомб, по другой — планировал операцию. Более очевидной полагают его причастность к покушению на ялтинского полицмейстера Михаила Гвоздевича летом 1906 года. Есть версия, что группе из пяти боевиков, в том числе и Войкову, поручили тайно вывезти из Ялты самодельные бомбы. После погрузки мешка с бомбами в фаэтон боевики разделились. Войков вместе с двумя боевиками отправились за город к оврагу, где должны были «утилизовать» бомбы, другие два боевика пешком сопровождали экипаж. Именно они, услышав, что по бульвару сейчас должен проехать полицмейстер, неожиданно «поменяли концепцию», бросив бомбы в чиновника. Но неудачно: полицмейстер остался жив, боевики же, получив смертельные ранения, скончались в больнице. Сам Войков сбежал в Севастополь, оттуда в Петербург, где поступает на физико-математический факультет университета. Но вскоре полиция вышла на его след, и он по загранпаспорту своего товарища сбежал уже за границу — сначала в Париж, затем перебрался в Женеву. Там вступил в Швейцарскую социалистическую партию, продолжив активно сотрудничать как с меньшевиками, так и с ленинцами. Возвращаясь же к крымским эпизодам, отмечу: те теракты учиняли вовсе не социал-демократические дружинники-боевики (меньшевики или большевики, неважно), а один из эсеровских «летучих отрядов»! Так что с партийной принадлежностью Войкова все не так просто. Или, напротив, как раз ясно? Кстати, основательная «эсеровская» боевая закваска чувствовалась в нем буквально до последнего: ведь, будучи уже смертельно раненным, он, выхватив пистолет (тот еще дипломат, с пистолетом в кармане!), стал отстреливаться. Можно припомнить и другой варшавский эпизод: когда очередному резиденту ОГПУ в Варшаве потребовалось разгрузить сейфы от запасов предшественника — взрывчатки, бомб, ручных гранат и даже баллонов с отравляющими газами, Войков, игнорируя нормы, накладываемые дипломатическим статусом, к изумлению сослуживцев (и надзиравшей за ним польской контрразведки), с энтузиазмом взялся самолично топить бомбы в Висле!