Крушение пирса - читать онлайн книгу. Автор: Марк Хэддон cтр.№ 41

Чья-то рука схватила Гевина за плечо и грубо отшвырнула в сторону. Он подумал, что это поезд его туда отбросил. В голове у него словно гром грохотал – били по наковальне тяжелые металлические молоты, и все это сопровождалось яркими вспышками. Странно, мелькнула у него мысль, почему я все еще способен думать? Но оказалось, что он способен не только думать, но и чувствовать собственные руки и ноги. Значит, он никак не может быть мертвым? Гром в голове вдруг затих. Гевин открыл глаза и увидел небо. Лицо ему лизала собака. Черный ретривер. Над ним стоял какой-то человек и смотрел на него.

– Давайте скорей руку, – сказал этот человек, – а то сейчас прибудет полиция. Нам лучше побыстрей отсюда убраться.

Гевин был слишком потрясен, чтобы возражать. Сейчас он мог только повиноваться. Незнакомец оказался удивительно сильным. Он одним рывком поставил Гевина на ноги, и они куда-то пошли. У Гевина страшно кружилась голова, и он все старался взять себя в руки и двигаться самостоятельно, но, сделав шага три, почувствовал, что колени подгибаются и он падает ничком, не найдя в себе сил даже для того, чтобы защитить руками лицо от удара о гравий. А потом он потерял сознание.

Комната была теплой, чистой, не загроможденной вещами – этакий куб с тремя белыми стенами, белым потолком и огромным окном, занимавшим бо́льшую часть четвертой стены; за окном виднелась цепочка деревьев на фоне абсолютно безликого белесого неба. У Гевина даже мелькнула мысль, уж не лаборатория ли это, куда тебя возвращают для подведения итогов эксперимента, который именуется твоей жизнью? Слабо чувствовались те запахи, которые он помнил с детства, – лавандового кондиционера для стирки и антисептика.

Как ни странно, его левый глаз вновь обрел способность видеть! Пока, правда, не очень четко, но цвета и очертания предметов уже вполне различал. А вот его руки выглядели так, словно принадлежали человеку чуть ли не преклонного возраста. Их явно тщательно отмыли, но под ногтями еще виднелась въевшаяся грязь, как и в глубоких трещинах на коже. Запястья покрывала сыпь, точнее сухие красные струпья, которые, видимо, были и выше, но там их скрывали рукава зеленой хлопковой пижамы. Гевин вдруг вспомнил, что дома у него теперь нет и что он пытался покончить с собой. Он почувствовал, как на глаза навернулись слезы, но, пожалуй, не смог бы с уверенностью сказать – были это слезы облегчения или досады, что ему так и не удалось совершить задуманное.

Он повернулся на бок и осторожно спустил с кровати ноги, коснувшись ступнями голого деревянного пола, натертого воском. Тело его онемело от долгой неподвижности и слушалось плохо. Он понятия не имел, сколько времени провалялся здесь без сознания. Похоже, несколько дней. Гевин медленно встал и, с трудом переставляя ноги, подошел к окну. Он думал, что вместо деревьев, верхушки которых он видел с кровати, перед ним появятся крыши с каминными и вентиляционными трубами, но оказалось, что за окном расстилается самое настоящее поле, явно принадлежащее ферме. Такие фермы он помнил с детства: слева – густой дубовый и березовый лес, справа – пашня, начинающаяся от каменной ограды и уходящая вдаль, вздымаясь волнами, точно море на японских гравюрах, а дальше – опушка леса, холм, тоже поросший лесом, и вдалеке – шпиль церкви. Старомодный уют, вызывающий почти забытое ощущение клаустрофобии. Именно неброская красота, что задевала в глубине его души таинственные струны и заставляла их петь.

Гевин отвернулся от окна и увидел в противоположной стене белую дверь. Интересно, а что там, за дверью? Но никаких проблем ему больше не хотелось. Он и так уже истратил последние силы, подойдя к окну. Потому он снова лег на кровать, закрыл глаза и погрузился в темное забытье.

Когда Гевин вновь очнулся, возле него на простом стуле из светлого дерева сидела женщина, и он вспомнил, что, когда в прошлый раз просыпался, ни женщины, ни стула там не было. Скорее всего, сегодняшний день еще не кончился, просто он проспал несколько часов, и уже скоро вечер. А может, это вчера он вставал и подходил к окну? Каштановые волосы женщины были коротко и красиво подстрижены. Она была в джинсах и кремовом шерстяном пончо. А ноги босые. Гевин вроде бы и узнавал ее, и в то же время был совершенно уверен, что они никогда раньше не встречались. В груди у него всколыхнулась паника. А что, если он здесь уже долгие годы? Что, если он уже сотни раз с ней встречался и сразу же об этом забывал?

Женщина, видимо, сидела возле него уже давно, но, казалось, не испытывала никакого дискомфорта. Она молчала, и Гевин тоже молчал, опасаясь, что хрупкий мыльный пузырь покоя и благополучия лопнет и он вновь окажется на берегу реки. Женщина еще немного помолчала, потом взглянула на него и сказала: «Ты бы встал и хоть что-нибудь съел». И лишь тогда Гевин понял, что ноющая боль в животе – это терзающий его голод. Женщина решительно направилась к двери и, повернувшись к нему, прибавила: «Дорогу наверняка и сам найдешь», – а потом вышла, но дверь оставила открытой.

И за этой дверью Гевин увидел лес, яркий свет, белую краску на стене и часть еще одного, тоже очень большого окна, за которым также виднелись деревья. А еще он почувствовал запах древесного дыма, как от открытого огня. Ему казалось, что если он покинет эту комнату, то ему придется иметь дело с такими вещами, на которые у него попросту нет сил. Однако обидеть хозяев, кем бы они ни оказались, он боялся. Потому Гевин все же встал и направился к двери, но почти сразу был вынужден остановиться и минутку помедлить, ухватившись за дверной косяк, чтобы перевести дыхание и утишить бешено бьющееся сердце.

Его комната оказалась одной из семи на втором этаже дома, и все они выходили на веранду, которая с трех сторон опоясывала аккуратный залитый светом внутренний дворик. Гевин наклонился над перилами и увидел, что прямо под ним – центральная часть дома, видимо гостиная, с тремя низкими диванами и камином, в котором еще горели поленья. А напротив него была высоченная, в два этажа, стеклянная стена, как бы разделенная на большие квадраты, и открывавшийся за ней вид на продолговатую лужайку и небольшое озеро, окруженное деревьями, выглядел как кадр из видеофильма. Такого красивого дома Гевину, пожалуй, никогда не доводилось видеть; о таком доме он мечтал в юности, когда жил с родителями, чей дом в Рукери был во всех отношениях полной противоположностью этому. В родительском доме были низкие потолки, толстые стены и множество темных углов, и там буквально каждая поверхность была чем-нибудь «украшена», а из каждой щели торчала какая-нибудь «старинная» вещь.

Гевин очень медленно спустился по пологой лестнице с деревянными ступенями, с удовольствием ступая босыми ногами по их теплой поверхности. Из атриума, как ему теперь стало ясно, можно было пройти прямо в просторную кухню-столовую – одна часть побольше, вторая поменьше, но обе залиты светом. Та женщина стояла у плиты и ложкой накладывала овсяную кашу из маленькой черной кастрюльки в фаянсовую мисочку.

– Садись. – Снова та же фамильярность и то же расслабляющее ощущение, что она уже не раз кормила его на этой кухне, что это некий ритуал, который они не впервые отправляют вместе, ведь раньше Гевин и представить не мог, что согласится есть овсянку, а сейчас, стоило женщине поставить перед ним миску, он понял, что именно овсянки ему больше всего и хочется. Усевшись за стол, он принялся за еду, а она спросила: – Кофе?