Тайны дворцовых переворотов - читать онлайн книгу. Автор: Константин Писаренко cтр.№ 38

Еще 22 апреля Волынского препроводили из личного особняка под караул в Адмиралтейство, куда свезли и прочих узников, а 26 апреля вместе со всеми – в Петропавловскую крепость. Параллельно под нажимом из Зимнего дворца генералы пробовали выжать что-либо из эпизодов, связанных с Тредиаковским и Яковлевым. 23 апреля в комиссии официально зарегистрировали жалобу поэта. 24 апреля опросили лиц, упомянутых в челобитной секретаря. Без толку… 28 апреля А. И. Ушаков и И. И. Неплюев, с 22 апреля непосредственно занимавшиеся дознанием, прочитали покаянное письмо Петра Еропкина. Ничего интересного для императрицы в нем тоже не было. Так что и на исходе месяца государыня, как и в середине, терялась в догадках, ни на йоту не приблизившись к истине .

Возможно, царица в конце концов смирилась бы с неопределенностью, ограничившись, к радости Бирона, изгнанием опального русского аристократа в какую-нибудь глушь. Но вдруг Василий Кубанцев 4 мая в очередном доносе «рассекретил» патрона. Не вполне ясно, от искреннего сердца сочинительствовал главный свидетель или под диктовку Неплюева, беседовавшего с ним в тот день о проектах. Зато очевидно значение рокового документа: колебания Анны Иоанновны мгновенно прекратились. Она убедилась в виновности Волынского и тут же решила его участь. Человек, рискнувший идти по стопам князя В. Л. Долгорукова, заслуживал той же кары, что и предшественник – эшафота. Предупреждение Кубанцева прозвучало как нельзя вовремя. Ведь кабинет-министр мало того, что критиковал августейшую особу. Злодей задумал «оной свой проэкт и разсуждении… разгласить всему народу, дабы по ево разсуждению все утвердилися, а прежние бы де порядки и уставы отставили и… уничтожали. И чрез то он хотел себя первым человеком в государстве зделать власно так, как государем самому быть». Государственный руль новый почитатель Кромвеля захватил бы, опираясь на гвардию и широкие шляхтетские массы. С целью переманить дворянские фамилии на сторону свежеиспеченного царского родственника (вот зачем понадобилась Волынскому картина с родословной?!) и разрабатывались многие реформаторские затеи, на редкость привлекательные для россиян благородного сословия. Отсюда вытекало, что А. И. Остерман мешал не персональному возвышению Артемия Петровича при императрице Анне, а торжеству российской республики в ущерб самодержавию династии Романовых. Точь-в-точь, как зимой 1730 года, когда именно Остерман воспрепятствовал не просто карьерному взлету кого-либо из верховников, а учреждению в России «мнимой републики Долгоруковых».

С помощью Кубанцева государыня проникла в тайные устремления Волынского. Однако для казни заговорщика одного понимания, чего тот желал, недостаточно. Нужны доказательства. Прямых улик при обысках раздобыть не получилось, почему Тайная канцелярия и сконцентрировала все внимание на вытягивании из конфидентов Волынского улик косвенных, то есть словесных. Увы, никто, даже Кубанцев, приписать патрону бесспорную подготовку мятежа не отважился. 11 мая Федор Соймонов, 16 мая Петр Еропкин, 19 мая в застенке и на дыбе Андрей Хрущев признали, что поступки Артемия Петровича весьма схожи с поведением человека, замышляющего государственный переворот. И только. Правда, каждый из них повинился и в том, что при благоприятном стечении обстоятельств охотно примкнул бы к лидеру-республиканцу. Сам же «организатор» революции вытерпел и психологическое, и физическое давление Ушакова с Неплюевым. С 7 мая на допросах, 22 мая в застенке и на дыбе он упорно стоял на том, что народного возмущения и свержения императрицы («себя чрез что-нибудь зделать государем») никогда не добивался, царицу же порицал «с продерзости и от невоздержания языка» .

Видя такую непреклонность центральной фигуры процесса, Анна Иоанновна постановила призвать к ответу других хороших знакомых Волынского. 22, 24, 26 и 27 мая следователи встречались с секретарем И. Эйхлером, 27 и 28 мая – с переводчиком И. Судой, 30 мая – с П. Мусиным-Пушкиным. Не прерывалось общение и с группой арестованных ранее, для уточнения мелких нюансов и противоречий. Однако польза от увеличения обитателей Петропавловской крепости оказалась минимальной. По крайней мере, раскрытию республиканского заговора новички ничуть не помогли. И тогда 4 июня Анна Иоанновна санкционировала применение радикального метода – пытки четырех конфидентов Волынского. 6 июня розыску подвергли Ф. Соймонова, П. Еропкина, И. Эйхлера и П. Мусина-Пушкина. Десяток и более ударов кнутом нисколько не изменили ситуацию. Мученики не вспомнили что-либо принципиальное. 7 июня повторное истязание пережил Артемий Петрович (18 ударов), и с тем же результатом. Причем Волынский поклялся перед Богом, что не планировал вместо абсолютной монархии царицы вводить республиканскую форму правления, а грешен и казни достоин исключительно за произношение «злодейственных» фраз и за мерзкие сочинения.

На этом следствие практически завершилось, снабдив государыню максимумом информации. На большее рассчитывать не стоило, что Анна Иоанновна поняла, заслушав доклад Ушакова и Неплюева. Хотя дуэт не обнаружил несомненных подтверждений существования в России республиканской партии, императрицу такой поворот нисколько не смутил. Она уже решила обезглавить Волынского, а обоснование высочайшей воле будет. Подчиненные напишут манифест по всем правилам риторического искусства.

9 июня царица повелела Тайной канцелярии прекратить розыск с допросами и целиком переключиться на сочинение «изображения» вин Волынского и его друзей. Два сановника поручение исполнили и 17 июня отвезли в Петергоф (туда Двор переехал из столицы 10 июня) проект обвинительного акта, который Анна Иоанновна одобрила 19 числа.

20 июня в Сенате состоялся суд. Два десятка вельмож безропотно обрекли Волынского с шестью конфидентами на гибель. 22 июня под давлением государыни бумагу подписали те, кто «за присудствием в Питергофе» на заседании не был (А. Б. Куракин, Д. А. Шепелев, В. Салтыков, С. Лопухин). 23 июня царица конфирмовала приговор суда, сохранив жизнь Соймонову, Эйхлеру, Мусину-Пушкину и Суде. Утром 27 июня 1740 года узников отвели на Сытной рынок, располагавшийся поблизости от крепости, где палач казнил Волынского, Хрущева и Еропкина, а прочих высек кнутом или плетью. Публичного унижения избежал лишь Мусин-Пушкин. Ему экзекуцию – урезание языка – устроили в одной из Петропавловских казарм. Через час после расправы три мертвых тела доставили на Выборгскую сторону. Там, на погосте при церкви Самсона Странноприимца, они и обрели вечный покой .

О дворцовом перевороте ноября 1741 года существует немало легенд. Принято считать, что инициатива заговора целиком принадлежит шведскому и французскому послам в Петербурге – Эрику Нолькену и Иоахиму Шетарди, что гренадерская рота преображенцев стихийно превратилась в боевой революционный отряд и буквально силой вынудила Елизавету Петровну пойти на штурм Зимнего дворца, что Анна Леопольдовна легкомысленно проигнорировала предупреждения англичан и австрийцев о готовящемся захвате власти, что цесаревне сочувствовали только низы русского общества (солдаты, обыватели), а верхи (знать, гвардии офицеры) относились чуть ли не с презрением…