Тайны дворцовых переворотов - читать онлайн книгу. Автор: Константин Писаренко cтр.№ 34

Петр точно спрогнозировал реакцию закосневшего в старомосковских привычках подданного. Повсеместного активного сопротивления реформам не будет. Их инициатора, конечно же, осудят, даже проклянут, но распоряжения под нажимом сверху исполнят. Да, вера в справедливость наследственного монарха опять пошатнется, и весьма существенно. Однако она постепенно восстановится, когда преобразования заработают и принесут первые положительные плоды. Те же плоды помогут заблокировать вспышку второй Смуты, которая, разумеется, начнет назревать по окончании энергичной деятельности царя-реформатора. Что касается пресса, должного выдавить из населения реализацию высочайших предписаний, то сформированная государем особая гвардия, всецело от патрона зависимая, вполне справится с ролью принудительного механизма. Та же гвардия превратится в кузницу новых военных и гражданских кадров, в притягательный центр для всех тех, кто захочет послужить преобразованной России.

Дерзкая операция Петра Великого увенчалась успехом. Маятник общественных симпатий после смерти Отца Отечества качнулся в республиканскую сторону, но в критические дни зимы 1730 года повернул обратно, не увидев впереди для себя более привлекательной перспективы, чем самодержавие Романовых. Судя по всему, укрепление Российского государства – и внешне, и внутренне – в период Северной войны, несмотря на все издержки, в первую очередь побудило авангард общества – русское дворянство – в судьбоносном феврале 1730 года отдать предпочтение хорошо знакомой наследственной монархии, а не авторитарной модели выборной, чреватой повторением Смуты. Жаль, что протеже дворянского сословия – императрица Анна Иоанновна – доверия, ей оказанного, не оценила, и своим стилем управления больше напоминала не родного дядю, а предпоследнего Рюриковича.

Имя Артемия Петровича Волынского общеизвестно. На протяжении многих десятилетий считается, что роковым для него, кабинет-министра, обер-егермейстера императрицы и главы Конюшенной канцелярии, стал проект задуманных им реформ, обсуждавшийся в кругу близких друзей – «конфидентов» – осенью 1739 – зимой 1740 года. Якобы фаворит царицы Анны Иоанновны, герцог Курляндский Эрнст-Иоганн Бирон и вице-канцлер Андрей Иванович Остерман воспользовались прожектерством своего политического оппонента, чтобы опорочить его в глазах государыни и безжалостно расправиться с ним.

Однако, если внимательно прочитать не помещенные в сборниках и журналах отрывки и выжимки из документов, посвященных процессу Волынского, а подлинные следственные дела из фондов РГАД А, включая факты, опущенные или незамеченные публикаторами, то становится очевидным, что не проекты привели к гибели знаменитого кабинет-министра, а иные обстоятельства, поистине удивительные и в чем-то уникальные.

* * *

Вечером 4 февраля 1740 года Артемий Петрович Волынский присутствовал на одной из последних репетиций маскарадной процессии, которой предстояло удивить императрицу и петербуржцев через два дня, во время шутовской свадьбы Квасника – князя М. А. Голицына. Дело происходило на Слоновом дворе, рядом с Фонтанкой и Летним садом. Кабинет-министр, отвечавший за организацию торжества, придирчиво наблюдал за передвижениями делегаций разных народов – малороссов, татар, самоедов, киргизов и т. д., разглядывал их причудливые костюмы и интересовался готовностью к церемонии экипажей – саней, запряженных волами, свиньями, козами, собаками или оленями. Особенного внимания заслуживал слон – подарок персидского посла. На нем собирались привезти новобрачных к выстроенному прямо под окнами императорского Зимнего дворца дому из чистого невского льда.

Вельможу явно увлекло увиденное, почему он с большим неудовольствием оторвался от зрелища и посмотрел на того, кто посмел обратиться к нему в такой момент с какой-то жалобой. Недовольство мгновенно обернулось гневом, когда Артемий Петрович узнал в дерзкой личности Василия Кирилловича Тредиаковского, секретаря Академии наук, придворного рифмоплета и креатуру обер-шталмейстера Александра Борисовича Куракина, старого недруга Волынского. Кабинет-министр даже не потрудился выслушать стихотворца. С размаху вдарил кулаком по уху пиита, а другим – в глаз. Затем, не давая опомниться, повторил «науку», примолвив: «Ну что, каково оно бездельничать?!».

Стоявший тут же кадет Криницын, сопровождавший несчастного, не преминул воспользоваться благоприятной оказией. Ведь Василий Кириллович намеревался наябедничать министру именно на него. Причем за сущий пустяк. Юноша, приехав к Тредиаковскому, решил поважничать. Громко объявил хозяину дома, что тот немедленно вызывается в Кабинет Ее Императорского Величества, хотя в действительности поэта ожидали не в правительственном апартаменте, а в потешном. Правда, посылал за ним сам кабинет-министр А. П. Волынский, первый любимец государыни после светлейшего герцога Курляндского, Иоганна-Эрнста Бирона. Однако Тредиаковский воодушевления Криницына не оценил, зато насмерть перепугался. В сани сел «в великом трепетании». Успокоился лишь после уверений кадета в том, что едут они на Слоновый двор. Успокоился и стал укорять «мальчишку» за шалость, грозя донести о ней прямо кабинет-министру. «Мальчишка», попререкавшись, попросил прощения. Тем не менее академический секретарь пожелал уведомить Волынского о проступке кадета. Но в итоге получил от обоих – и от Волынского, и от Криницына, которому сановник велел отлупить спутника за напрасную обиду. Только потом Артемий Петрович, вспомнив, за какой надобностью приглашал поэта, отправил его к архитектору Еропкину, крутившемуся где-то поблизости. Петр Михайлович и известил бедолагу о главной задаче – сочинении к «дурацкой свадбе» дурацких виршей. Задачу Василий Кириллович исполнил. Публичного же оскорбления и битья позабыть не смог. Вздумал пойти к Бирону за справедливой сатисфакцией. Утром во вторник 5 февраля в передней герцога и произошла встреча, ставшая для Волынского роковой.

Видно, недаром в народе говорят, что гордыня – большой грех. А за грехи рано или поздно расплачивается каждый. Увы, Волынский с юных лет кичился своими аристократическими корнями и родословной, свысока взирал на тех, кто служил в маленьких чинах, и презирал беспородных выскочек. Легко догадаться, кого при подобном мировоззрении заносчивый боярин люто ненавидел – холопствующих шутов, высмеивающих ради забавы патрона все и всех, в том числе и аристократическую спесь. Артемий Петрович просто терял самообладание, если особы данного сорта попадались ему в руки. На снисхождение, тем более на прощение, рассчитывать не стоило. Барин отводил душу до конца, и едва ли кому из «дураков» повезло после экзекуции остаться неизувеченным. К примеру, над мичманом Егором Мещерским, паяцем генерал-поручика и гвардии майора Михаила Афанасьевича Матюшкина, Волынский измывался около суток – в течение 17 и 18 декабря 1723 года. Избив и заперев на ночь в караульной, в ту пору астраханский губернатор усадил на рассвете пленника «на деревянную кобылу» и, привязяв «к обеим… ногам по пудовой железной гире и по живой сабаке задними ногами», продержал на ней целых два часа. Затем «пригвоздил» мичмана «голым телом» к обсыпанному солью льду и не позволял подняться с час.