Интернет животных - читать онлайн книгу. Автор: Александр Пшера cтр.№ 25

И все же этого самого человека, который охотился на этих самых немых зверей и актом насилия отторгал себя от них, никогда не покидало ощущение сходства, опять-таки связывавшего его с животными. Это противоречие, это напряжение составляет необычное внутреннее содержание экзистенциального дуализма. По кругу свершались действия, казавшиеся противоречивыми, а на самом деле являвшиеся лишь конкретным выражением дуализма. Люди держали при себе животных в качестве спутников и тем не менее их забивали. На зверей охотились, но выказывали им глубочайшее почтение. У первобытных народов такое можно наблюдать и сегодня. Вот, например, коюконы, относящееся к атабаскам племя индейцев на Аляске. Коюконы живут в самой тесной связи с природой. Охотник на медведей, возвращаясь с удачной охоты, выжидает некоторое время, а потом произносит, указывая на добычу: «Я кое-что нашел в пещере». Тем самым он не выделяет собственный успех, он приписывает его природе. Иначе он нарушил бы этикет, а это ведет к неудачной охоте, болезни или даже смерти⁶³.

Рудименты подобного отношения можно и сегодня наблюдать в деревне, где сельское хозяйство и скотоводство еще не полностью индустриализированы. Крестьянин запросто дает теленку ласковое прозвище и кормит его из бутылочки. Но на другой день тот же самый крестьянин отвезет теленка на бойню, а вечером полакомится отбивной из него. Городских жителей, знакомых с этим внутренним кругом отношений «человек – животное» лишь из книг и кино, шокирует подобная бесчувственность. Они спокойно едят мясо, переработанное в промышленных условиях, и ласкают теленочка, увидев его во время визита на крестьянский двор. Эти гетерогенные ощущения поддерживает лишь сентиментальное отношение к природе. Но сама природа существует преимущественно в голове – не та, конечно, которую мы организовали в парках и зеленых зонах для отдыха горожан, но природа в эмпатическом смысле, где все живые существа объединяются в органическое целое. За последние 200 лет, пока индустриализация лишала нас животных, мы законсервировали природу внутри самих себя, полагая, что таким образом их спасли. Опасное заблуждение! Тот самый отдыхающий на крестьянском дворе, виня хозяина за отправку теленка на бойню, выпадает из круга экзистенциального дуализма и скатывается к абстракции, ибо животное для него есть только сентиментальный наглядный материал.

Он недооценивает самое важное, решающее: единство человека и животного – это не сентиментальная идентификация, а нечто более глубокое. Экзистенциальный дуализм основывается на способности самого человека страдать, но также и наделять животное способностью испытывать страдание и боль. Крестьянин, забивающий своего любимого теленочка в этот миг выступает как «сострадающий», а теленочек в этот миг страдает вместо или во имя крестьянина, что вполне соответствует христианской традиции. Идентичность человека и животного – это не вопрос дефиниции, а метафорическая тайна, основанная на логике страдания.

Коротко заглянув в историю философии, мы увидим, что способность животных к страданию оценивается по-разному⁶⁴. Есть два противоположных лагеря: одни авторы наделяют животное способностью страдать, другие видят в животном некий механизм, приводимый в действие инстинктами. В философском осмыслении данной темы проявляется напряженность, о которой стоит сказать подробнее, ибо она составляет основу нашего нынешнего отношения к животным.

Аристотель первым стал исследовать Physis и Psyche животных. Душу он рассматривает в трех сферах: все живые существа, то есть человек, животное и растение имеют anima vegetativa (растительную); человек и животное обладают anima sensitiva (чувствующей); и лишь человек обладает anima intellectualis (разумной). Августин называет душу животного anima quae non intelligit – душой без разума. Однако у него животное, обладая зрением и памятью, все-таки имеет и anima vivificans (от лат. vivificо – оживлять, животворить), противоположную физическому телу. Иммануил Кант в «Критике способности суждения», исходя из мысли о родственности человека и животного, также приходит к выводу о том, что животное может испытывать страдание. Он пишет: «…из подобия действий животных… действиям человека… мы можем вывести по аналогии… что животные также действуют по представлениям… и, несмотря на их специфическое различие, по своему роду (в качестве живых существ) не отличаются от людей»⁶⁵.

Шопенгауэр более других упрекает людей в несправедливости по отношению к животным. По Шопенгауэру, животные – друзья людей, но западный человек не желает этого признавать, воображая, будто они по самой сути нечто другое, от него отличное. По Шопенгауэру, различие между человеком и животным составляет лишь интеллект, то есть соматическое устройство мозга⁶⁶. Европейская мораль не предполагает никакой заботы о животных. Шопенгауэр обвиняет в первую очередь ту самую традицию рационалистического мышления, что берет начало от Декарта и приводит к Жан-Полю Сартру. В этой традиции животное вообще лишено сознания, а тем самым и способности изменить собственный мир. Декарт утверждал, что у животных нет языка, нет рассудка и нет esprit. Душа животного принципиально отлична от души человека. В животном природа функционирует наподобие механизма, потому оно не способно испытывать страдание. Данная попытка отказаться от рациональной основы сострадания животному, доказывая его отличие от человека, и сегодня определяет обращение с животными.

Биофилия versus биофобия

Напряженность философского осмысления вопроса возвращает нас к основной проблеме: природа может быть как родной, так и враждебной человеку. Человек одновременно и биофил, и биофоб. Основной тезис Эдварда Уилсона о биофилии гласит: человек относится к природе в целом положительно, инстинктивно пытаясь соединиться с живыми системами. Поэтому он ставит в квартире цветы и с удовольствием идет гулять в лес. За этим кроется, согласно Уилсону, генетически унаследованное стремление к восприятию природы как исконного жизненного пространства человека.

Однако тесное сосуществование с животными запустило в действие и противоположный процесс, в ходе которого человек осознал себя отличным от животного: это самопознание, саморефлексия, отграничение⁶⁷. Именно потому, что человек существовал в единстве со своим окружением и с животными, ему пришлось развить способность отличать себя от другого в облике животного⁶⁸. Ведь природа всегда грозила ему опасностью.

Итак, человека связывает с природой диалектическая связь. Человеческий разум есть природа, но одновременно он ею не является. Он происходит из природы, но должен от нее отделиться, даже обратиться против нее, чтобы сохранить самое себя. Негативная сторона этого амбивалентного соотношения человеческого разума – быть природой, не являясь природой, – сформулирована в тезисе биофобии, который содержится в «Диалектике Просвещения» ^[3] Адорно и Хоркхаймера. Они утверждают, что отношения человека и природы со времен пробуждения разума, и это в зародыше наблюдается уже в ранних достижениях эллинской культуры, существуют под несчастливой звездой. Вместе с идеей человека разумного провозглашается эксплуатация животного мира. Как только человек начал размышлять о самом себе, с животными было покончено. Их принизили до объектов, с которыми человек может поступать по своему усмотрению. Даже религия не сумела положить конец этой эксплуатации. Сначала для поддержания собственного существования, потом ради получения выгоды животных выращивали, забивали, перерабатывали. Товарный мир превратил животных в биомассу, в поставщиков сырья. Индустриальный век с его освобождением производственных сил довел эту эксплуатацию до совершенства.