Любовь к деньгам и другие яды. Исповедь адвоката - читать онлайн книгу. Автор: Шота Горгадзе cтр.№ 23

Зульфия на меня не смотрит.

Зульфия смотрит куда-то за стол, где происходит что-то, скрытое от моих глаз, но, видимо, страшное настолько, что даже смуглое лицо Зульфии выделяется бледным пятном на фоне коридорной тьмы.

— Чиловэка ест…

— Зуль…

— Тывар паганы ест…

— фия… послушайте…

— Шайтан…

— Зульфия!!!

Пожилая женщина наконец отводит взгляд от так напугавшего ее зрелища и с трудом фокусирует его на мне.

— Зульфия, пожалуйста, посмотрите на меня. Подойдите к столу. Возьмите со стола нож для писем… Тот, маленький, с серебряной ручкой… Так… прекрасно. Подойдите ко мне…

Зульфия выполняет все, что я ей говорю, быстро и четко. Есть такие люди: они прекрасные исполнители, но они никогда не примут ни одного важного решения сами и в отсутствие четких указаний и директив сверху элементарно потеряются в размышлениях о правильности выбора, как осел Буридана. Они способны провалить к чертям любое, самое беспроигрышное дело, если им не говорить, что делать, и позволить действовать самим. Однако при правильном руководстве эти люди способны на многое. Например, спасти вам жизнь.

Зульфия сосредоточенно перепиливает ленту на моих руках. Освободившись, я пытаюсь встать, и пол подо мной уходит куда-то вниз и вправо. На четвереньках я добираюсь до стола и заглядываю за его край.

Если вам кажется, что у вас крепкие нервы и вы готовы не дрогнув увидеть, как трехметровая самка тигрового питона душит человека, то вы, скорее всего, ошибаетесь. «Лыжник» был еще жив исключительно потому, что, видимо, почувствовав движение, успел инстинктивно защититься левой рукой, чем обеспечил себе минимальное пространство для борьбы: Баффи обвила ему шею и левую руку, вцепившись зубами в рукав кофты.

Пистолет лежит чуть поодаль и левее «лыжника», и ему не до оружия: свою свободную правую руку он отчаянно пытается просунуть под медленно стягивающиеся змеиные кольца. У него не получается, он стучит ногами, хрипит, дико вращает глазами в прорезях лыжной шапочки — в общем, ведет себя так, как и подобает вести себя человеку с тигровым питоном на шее. Интересно, весящая чуть более десяти килограммов и имеющая в длину более трех метров змея справится, если ей не мешать?

Я встаю на ноги. Голова кружится, затылок саднит.

Подхожу к сейфу, отпираю его и достаю свой «ПМ».

— Зульфия, звоните в полицию. — Я протягиваю женщине свой мобильный.

Зульфия берет телефон. В растерянности смотрит на меня.

— Сто два, ноль два… И звоните, пожалуйста, из коридора.

Зульфия выходит, набирая номер. Я беру со стола моток липкой ленты и тщательно пеленаю ноги «лыжника» и его свободную правую руку.

Затем я иду к бару, беру бутылку виски, открываю ее, возвращаюсь к «лыжнику». Тот смотрит сквозь меня и не видит, его взгляд стекленеет. Если что-то делать, то сейчас. Я нащупываю и крепко хватаю питона за шею, сжимаю, и когда через несколько секунд змеиная пасть чуть раскрывается, я, пользуясь моментом, лью в пасть змее свой лучший виски.

Эффект не заставляет себя ждать: Баффи, не оценившая вкусовых качеств двадцатилетнего Macallan с дымком и ноткой можжевельника, убедившись вдруг, что добыча неожиданно оказалась совершенно испорчена, начинает понемногу разжимать кольца. «Лыжник» жив, но без сознания.

Оторвав наконец питона от человека, я закрываю змею в террариуме и возвращаюсь к лежащему на полу человеку.

Большой. Плотный. Это вам не худенький и нервный «рэволюционэр» Сережа. На всякий случай я приматываю и его правую руку к туловищу. Одним движением срываю маску, и из таинственного убийцы «лыжник» превращается в обычного человека с плотным и круглым, гладко выбритым, полотняно-белым лицом, которое мне совершенно не знакомо. С трудом втаскиваю получившийся кокон на стул — тот самый, на котором еще недавно сидел сам, и сажусь напротив него на стол с «ПМ» в руке.

Жду. Ничего.

Стакан воды ему в лицо. Пару оплеух. Не очень-то жалея.

— Я… Я н-не хотел, — первое, что говорит «лыжник».

— Чего?

— Уб-бивать… не хотел…

— Ясно. А чего хотели?

— П-проучить…

Человек на кресле смотрит в пол и тяжело дышит.

Зульфия отчаянно жестикулирует мне из коридора, я понимаю, что позвонила, полиция уже едет. Что ж, можем и помолчать. Теперь время (все, включая последнее) работает на меня. «П-проучить», значит. Ладно.

— Чему или, вернее, за что вы хотели меня проучить?

Человек напротив меня улыбается.

— Я тебя н-ненавижу…

«Лыжник» поднимает голову и смотрит мне в глаза.

— Это я уловил. Вопрос: чем именно я вам не угодил?

— Д-дай в-воды…

Я даю ему напиться, и он жадно пьет, прихлебывая и стуча зубами о край стакана.

— Ты защищал интересы моей жены…

— И?

— В деле против меня. Твоими молитвами, с-сукин сын, я — б-бывший.

— Бывший?

— Б-бизнесмен. Муж. Отец. Б-бывший… из-за тебя. А ты меня даже не…

— Постойте, постойте… Я сам… сам… Минутку… — Я морщу лоб, хотя, конечно, уже вспомнил.

— Плетнев, Виктор Сергеич! — как можно более жизнерадостно говорю я, и Плетнев смотрит на меня внимательно. А что еще ему остается? — Вы обанкротили два вполне прибыльных дела — фабрику по производству мебели и завод по деревообработке, принадлежавших Ольге Плетневой (в девичестве Рябининой) и доставшихся ей в наследство от отца. Это доказывает, что вы не очень успешный бизнесмен. Вы неоднократно (что было установлено медицинскими освидетельствованиями) били свою супругу на глазах у двоих несовершеннолетних детей, которые во время развода в один голос заявили, что — какая неожиданность! — желают остаться с матерью, что доказывает, что вы не очень хороший отец. И вот сегодня вы сидите здесь, замотанный в изоленту, обезоруженный и беспомощный, полузадушенный полуубийца, и от смерти вас спас человек, которого вы пришли уби… простите, проучить. Это, на мой взгляд, доказывает, что вы — болван. Так что тот факт, что ваша супруга решила сберечь себя, детей и остатки имущества (а то, на минуточку, — три ювелирных магазина в центре Москвы и скромный участок земли под застройку) спасти от вас, Плетнев, можно расценить как элементарную гигиеническую процедуру. Вы, Плетнев, — гнида. Потравить, вычесать и забыть.

Плетнев сидит и не дергается. Не может. Испепеляет меня взглядом, но это, пожалуйста, сколько угодно!

— С-сука…

Я выпиваю виски прямо из горла. Хороший день. Сегодня очень хороший день.

— О, да будет вам, Плетнев, я ведь мог бы быть вашим адвокатом в предстоящем судебном процессе…

— Д-да пошел ты…