Но рыбы не было. Были сухпаи в рюкзаке. И Фыф, спящий на полу в обнимку с пустой самогонной бутылкой. По ходу, пока я спал, он вторую уговорил, причем в одну харю. Жесть жесточайшая… Я на край могу рюмку-другую крепкого опрокинуть или бокал красного вина, например. Конечно, если сильно надо, выхлебаю еще, но это уже будет насилие над организмом. Не в кайф вообще. И потом сто процентов хреново будет – голова чугунная, тошнота, разбитость во всем теле. Надо оно мне? Правильно, на фиг не упало.
А вот Фыф может спиртное жрать, пока всё не выжрет. И люди такие есть. Странные. На кой оно надо, если знаешь, что потом загибаться будешь? Как Фыф, например, который один глаз открыл, красный, в алых прожилках. Посмотрел на меня, позеленел, застонал – и пополз в угол. Блевать.
Но не дополз. Вывернуло его на полпути. Надо же, первый раз вижу, что шам не переварил алкоголь. Но, с другой стороны, вылакал он почти два литра самогона, что даже для мутанта с суперспособностями есть самое настоящее чудо. Куда ж в такое тщедушное тельце влезло-то?
В общем, не знаю как влезло, но вылезло знатно. Вонища от фыфовой блевотины в подвале образовалась адская. Схватив снарягу и оружие, я закрыл нос рукавом и ломанулся к выходу.
– Ну надо же, какие мы нежные, – прозвучало сзади.
– Да пошел ты, алкаш, – бросил я через плечо, вытаскивая стопор из колеса платформы. – Сам свои выделения нюхай!
Повинуясь мощному рывку, платформа нехотя отъехала в сторону. Всё-таки где-то в ней встроено нечто типа гидроусилителя, вручную такую махину вряд ли сдвинешь. Впрочем, как бы то ни было, спасибо неведомым механикам-самогонщикам, не иначе стащившим эту платформу со стройки ЧАЭС. Откатилась быстро. После чего я сноровисто выбрался из подвала, отравленного едкими алкогольными миазмами.
Фыф моему совету не последовал. Нюхать свои выделения не стал и выбрался следом за мной на свежий воздух.
На свежий ли?
Я чисто рефлекторно щелкнул предохранителем «Вала». Когда вокруг так явственно пахнет смертью, это никогда не лишнее.
Вся земля подле развалин была усеяна человеческими костями, обглоданными дочиста. И залита кровью, успевшей свернуться в корку гнойно-черного цвета, сплошным ковром покрывшую землю возле нашего схрона.
– О, блин! Не одни мы этой ночью пикник устроили, – сказал Фыф, щурясь своими красными глазами, жутковато выглядящими на распухшей от пьянства роже мутанта.
– Да, кто-то попировал некисло, – сказал я, вглядываясь в следы на земле.
Тех, кто схомячил тут несколько человек, было очень много. Больше сотни точно. Судя по отпечаткам ног, они тоже были людьми, только ноги характерно приволакивали, словно все сплошь были хромыми на обе нижних конечности. И следы на земле виднелись характерные, от непомерно отросших ногтей, больше похожих на крепкие звериные когти.
– Зомби, – сказал я. – Кого-то выкопали и сожрали. И ушли, на наше счастье.
– Выкопали? – не догнал Фыф, туго соображающий с будуна.
– По ходу, люди от выброса прятались, пытались закопаться в землю. Но зомби оказались шустрее.
– Пошли отсюда, – сказал шам, поудобнее перехватывая под мышкой литровую бутыль с самогоном – всё-таки прихватил в подвале. – Поганое место. И под землей тут что-то… нехорошее появилось. Ни живое, ни мертвое. Вчера не было.
– Аномалия, что ли? – поинтересовался я.
– Не знаю, – скривился Фыф. – Но чувствую – пакость. Пошли скорее.
Я не стал спорить, зная, что даже у самого запойного шама чуйка развита намного лучше, чем у практически трезвого сталкера-ветерана. И пошел, наблюдая попутно, как багровое солнце медленно вылезает из-за леса. Оно всегда такое после выброса, словно крови насосавшееся.
Да и вообще после него Зона другая. Аномалий вылезает повсюду, всё равно что грибов после дождя. Энергией их выброс подпитывает, отчего они делиться начинают, словно амебы. И бросаться на всё, что движется. Правда, потом многие с голодухи дохнут, но те, что выжили, умнеют, опыта набираются. Как сталкеры. В трех рейдах выжил – уже, считай, опытный. В десяти – ветеран, которого в барах уважают и за своего держат…
– Я устал, – сказал Фыф, отдуваясь.
– Мы еще и двух километров не прошли, – сказал я. – Брось свою бутыль, легче идти будет.
– Не могу, – отозвался шам. – Я с нею сроднился. Да и как я без нее? Когда я трезвый, меня воспоминания гложут. Совесть покоя не дает…
Хуже нет трезвому слушать причитания пьяного кореша. Вроде и по тыкве дать охота так, что зубы сводит, а нельзя. Друг. Который сам себя губит у тебя на глазах, а сделать ты ничего не можешь. Словами не достучаться, кулаками – духу не хватает. Жалко. Блин…
– Ладно, привал, – сказал я, ткнув пальцем в хилую рощу кривых, облезлых берез, искалеченных радиацией. – Только недолго, минут пятнадцать. Иначе до заката не доберемся до места.
– А куда мы идем? – запоздало поинтересовался Фыф.
– Человека убивать.
– Человека – это хорошо, – не удивился шам. – Если за него хорошо платят, то и ладно. Хабар превыше всего.
– Закон торговца, – криво усмехнулся я.
– Закон жизни, – пожал плечами Фыф. – Или ты, или тебя. Все законы Зоны к этому сводятся.
– И не только Зоны, – заметил я, присаживаясь возле дерева, с которого, словно содранная кожа, свешивались лохмотья красно-черной бересты.
Фыф плюхнулся рядом и присосался к бутыли, в которой осталось от силы половина самогона. Я покосился на него – и ничего не сказал. Зачастую настоящая дружба – это не мешать корешу делать то, что ему хочется. В том числе и самоубиваться. Это его выбор, который ты обязан уважать, если считаешь себя настоящим другом.
Я же достал из кармана КПК и принялся записывать недавние события. Будет больше времени – обмозгую и в издательство пошлю. Коль уж они теперь за книги еще и приплачивают, оно как бы и поинтереснее, что ли. Как говорил классик, самая лучшая работа – это высокооплачиваемое хобби.
– Книжку очередную строчишь? – поинтересовался Фыф.
– Угу, – буркнул я.
– Смотри, аккуратнее, – посоветовал шам. – Читал я твои произведения. Жесть. Кровь, гуано и паутина. Сплошное мочилово с редкими вкраплениями любовных соплей, приправленное фирменным зоновским депрессняком.
– Во-во, только кореша-тролля мне под боком не хватало, – хмыкнул я. – Критика с запахом перегара – это как раз то, что мне нужно для вдохновения.
– Крышей тронуться не боишься от своих же текстов? – не унимался Фыф. – Смакование боевых сцен в твоих книгах на шизофрению смахивает, не находишь?
Я рассмеялся.
– Запомни, мой трехглазый друг. Шизофрения, за которую хорошо платят, называется талантом.
Фыф икнул, подумал и выдал ворчливо: