Вышла я во двор первой, раскрыла зонт и стала проверять сначала родионовский «Лексус», а потом свой «Фольксваген». Наверное, мои действия со стороны выглядели странными — облачиться в вечерний туалет, чтобы заглядывать под днища автомобилей, но мне было все равно, кто из жителей этого дома что обо мне подумает. Угроз обнаружено не было, поэтому я позвонила Родионовым и сказала, что они могут спускаться. Когда они вышли на улицу, я сначала довела Светлану под зонтом до ее машины, а затем села в свою. И вот тут небо как прорвало! Дождь стеной обрушился на капот и лобовое стекло. Я включила «дворники», но они еле справлялись со своей задачей. Нам бы переждать ливень, но Родионов думал иначе. Увидев, что «Лексус» начал движение, я была вынуждена последовать за ним.
Дождь хлестал и хлестал по стеклу, воды на дороге скопилось столько, что ливневые стоки с ней не справлялись. Местами мой «Фольксваген» окунался в лужи по самые пороги. Периодически лобовое стекло окатывали волны от идущих навстречу автомобилей. Так что ехать порой приходилось совершенно вслепую. После очередной такой волны я поняла, что не вижу впереди себя «Лексус». Не убирая левой руки от руля, я достала правой телефон из клатча и позвонила Светлане. Точнее, хотела позвонить, но не смогла, потому что не было сигнала сотовой связи.
Доехав до галерии «Платон», в которой традиционно проводятся все тарасовские аукционы, я постаралась разглядеть, какие машины стоят на парковке. Автомобиля Родионовых там не было. Я стала ругать себя за то, что сдалась, причем практически без боя, на волю Родионова, решившего, что нам надо ехать порознь. То ли я расслабилась после салона красоты, то ли не предусмотрела погодный форс-мажор, но факт оставался фактом: я приехала на аукцион, а Родионовы — нет. Очередная моя попытка дозвониться до Светланы не увенчалась успехом.
Дождь несколько поутих. Около моей дверцы нарисовался швейцар с огромным черным зонтом, который намеревался проводить меня до входа. Он открыл дверь и подал мне руку. Я выпорхнула из машины, да-да, именно выпорхнула, потому что мне пришлось перепрыгивать через лужу, около которой я имела неосторожность остановиться. Перед тем как зайти в галерею, я оглянулась назад. Среди только что подъехавших автомобилей «Лексуса» белого цвета не было.
— Прошу вас! — Мужчина в смокинге галантно распахнул передо мной двери.
Я зашла, немного огляделась и направилась к стойке регистрации за карточкой участника. Потенциальных жертвователей, привлеченных сюда высокой благой целью, собралось уже немало, а вот организация хромала. Одна девушка, регистрирующая посетителей, явно не справлялась со своей задачей, поэтому у стойки собралась очередь. На благотворительном аукционе в Париже, на котором мне посчастливилось побывать, все было организовано безупречно, а вот публика выглядела гораздо скромнее, чем здешняя. Хотя этих людей можно было понять. В Тарасове проводится не так-то много светских мероприятий, а где еще выгуливать свои дизайнерские наряды и драгоценности, если не на них?
Наконец я получила свою карточку с номером 35, оглянулась на вход, но Родионовых так и не увидела и прошла в зал. Он был заполнен только наполовину. Я заприметила несколько знакомых лиц, в том числе двух своих бывших клиентов. Один поприветствовал меня легким наклоном головы, а другая сделала вид, что мы незнакомы. Меня это не слишком тронуло, я думала о Родионовой. В клатче завибрировал смартфон, свидетельствующий о том, что возобновилась связь. Я достала его и прочитала эсэмэску от Светланы. Она написала всего лишь два слова: «Мы подъезжаем». Вряд ли сейчас меня могло что-то порадовать больше, чем эта короткая фраза. Родионовы вошли в зал одними из последних.
Как и все подобные мероприятия, этот аукцион начался с выступления ведущего, который стал вдохновенно рассказывать о той высокой и благой цели, ради которой мы здесь все собрались.
— Дамы и господа, спешу вам сообщить, что все вырученные средства будут направлены в тарасовский хоспис для детей «Перышко».
От этих совершенно несочетаемых друг с другом слов: «хоспис» и «дети» — у меня побежали мурашки по коже. Я даже представить себе не могла, что у нас столько неизлечимо больных детишек, для паллиативной помощи которым возникла суровая необходимость открыть центр «Перышко». Ведущий нанизывал друг на друга высокопарные фразы о наших безграничных возможностях и совершенно неуместной здесь скромности. Хотя можно было выразиться гораздо проще: «Люди добрые, помогите!» Я решила для себя, что даже если Родионовым не понадобится моя помощь, я приму участие в торгах, чтобы поучаствовать в благотворительности.
Ведущий стал представлять спонсоров, любезно согласившихся выставить свои произведения искусства на эти торги. Каждый из тех, чьи фамилии он называл, вставал и охотно позировал фотографам. Наконец пришел черед Светланы Родионовой. Она поднялась и как бы случайно оказалась к камерам той стороной лица, которую прикрывали волосы.
Почему же она скрывает свое лицо? Неужели Света не та, за кого себя выдает? Родионов женат на ней пятнадцать лет, но, похоже, ничего не знает о ее прошлом. А оно может быть и криминальным. Только мне до этого нет никакого дела. Она моя клиентка, и я в ответе за ее безопасность.
— Итак, дамы и господа, наш первый лот! Традиционно он отличается от всех остальных лотов. Автор этого рисунка Сережа Карпов, пациент хосписа «Перышко». Дамы и господа, обратите внимание, какие жизнерадостные краски! Сережа воплотил в этом рисунке свою мечту — прогулку с мамой и папой по морскому берегу. Итак, встречайте лот номер один! Стартовая цена лота — одна тысяча рублей!
Девушка, одетая в белую блузку и черную юбку-карандаш, стала ходить по рядам, демонстрируя рисунок неизлечимо больного мальчика, вставленный в простенькую деревянную рамку. Спокойно смотреть на этот лот не было никакой возможности. Я заметила, что некоторые впечатлительные дамы, совершенно не стесняясь своей сентиментальности, вытирали платочками слезы.
— Две тысячи! — выкрикнул мужчина, сидящий во втором ряду.
Не успел ведущий один раз стукнуть молотком, как сразу же раздался следующий возглас:
— Три!
— Пять!
Ставки повышались непрерывно, пока не достигли семнадцати тысяч.
— Семнадцать тысяч рублей — раз! — объявил ведущий и стукнул молотком. — Семнадцать тысяч рублей — два!
— Семнадцать пятьсот! — выкрикнула полная дама, сидящая рядом с Родионовым.
— Семнадцать тысяч пятьсот рублей — раз!
— Двадцать тысяч! — Табличку со своим номером 11 поднял мужчина, начавший торги. Ему этот лот и достался.
Начало было положено. Ведущий объявил следующий лот. Это было серебряное колье с полудрагоценными камнями ручной работы. Торги шли вяло. Одна дама назвала свою цену, другая повысила ее один раз, причем ненамного, ей и досталось колье по цене, значительно меньше той, по которой был продан первый лот. То ли начинающего ювелира никто не знал, а без имени подобная работа просто не могла быть оценена высоко, то ли все понимали, что роли распределены, и никто не хотел вмешиваться в запланированный ход торгов. Так или иначе, но публика подобралась не слишком азартная, благая цель оказалась не слишком мотивирующей.