Она была так счастлива с ним в Париже. Эми вздохнула. Он помог ей раскрыться, как распускается неподатливый бутон под теплым весенним солнцем. Нейтан не пытался подчинить или изменить ее. Он лишь дал ей почувствовать себя… сначала красивой, потом умной, а затем так, словно она была незаурядной личностью. Почему она не вспомнила об этом, когда он сказал, что любит ее? Почему ей не хватило смелости поверить? Зачем она слушала тот мерзкий подозрительный голосок, который твердил, что его интересуют только ее деньги?
Эми закрыла глаза, с трудом подавив стон. Весь смысл путешествия в Париж был в том, чтобы попытаться… вырваться на свободу. То, что она наняла Финеллу, стало первым шагом. То, что не позволила отцу оспорить завещание, — вторым.
Теперь Эмитист понимала, что изменить свой образ мыслей оказалось тяжелей, чем проявить неповиновение действием. Она смогла уехать из Стентон-Бассета, купить новые наряды и даже завести любовника. Но внутри она по-прежнему оставалась растерянной девочкой, которой так часто отказывали в любви, что она вырастила вокруг своего сердца настоящую колючую изгородь.
Эмитист опустилась на скамью и закрыла молитвенник. Ею овладела леденящая душу уверенность: она увянет и умрет в одиночестве, потому что у нее никогда не было и никогда не будет другого мужчины, кроме Нейтана.
Даже теперь, когда Эми знала о нем самое плохое, это ничего не меняло. Успокоившись и все обдумав, она поняла, почему он делал все эти ужасные вещи. Сначала Нейтан пытался угодить своему придирчивому отцу, потом старался не уронить свою честь, будучи связанным с женщиной, которая его презирала, и в конце концов дошел до последней черты, когда весь его гнев и боль вырвались наружу. Так же случилось и с ней, когда отец демонстративно лишил ее своего расположения.
Но когда Нейтан очистил душу от скверны и предложил ей начать все сначала, она, вместо того чтобы протянуть руку навстречу счастью, спряталась за своей колючей изгородью, которую не смог бы преодолеть ни один человек, не рискуя быть изодранным в клочья.
Ни один мужчина на свете не способен любить ее так, чтобы сделать это.
Прихожане встали со своих мест и двинулись к двери. Эми не могла поверить, что служба уже закончилась. Она не слышала ни одного слова. Однако все уже устремились в церковный двор, где началось обсуждение последних сплетен, длившееся обычно не менее получаса.
Эмитист рылась в сумочке, ища платок, чтобы вытереть нос и смахнуть подступившие слезы. Где, ради всего святого, ей взять силы, чтобы вынести коллективный допрос, которому уже были готовы подвергнуть ее жители Стентон-Бассета, когда она чувствовала себя такой беззащитной?
Пожалуй, там же, где и всегда, подумала Эми. Несколько язвительных колючих фраз, и они отступят назад, опасаясь, как бы она не обратила свой острый язык против них.
О боже! Она заслужила свое одиночество.
— Моя дорогая мисс Делби, простите меня, но мне очень хочется вас кое с кем познакомить.
Опять эта толстокожая миссис Подмор. Ее непоколебимая самоуверенность могла бы поспорить с непреодолимой колючестью Эмитист.
Она снова убрала платок в сумочку и подготовилась к встрече с бедной женщиной, которую миссис Подмор с помощью угроз и увещеваний вынудила пойти к Эмитист в компаньонки. Эми не хотелось пугать несчастное создание, выплеснув на нее всю свою боль.
К тому же она сама была виновата. Надо было быть умней и, выйдя из церкви первой, сразу же направиться домой, пока никто не успел задержать ее. Но она опоздала.
— В прошлый раз, когда навещала вас, — начала миссис Подмор, — я не успела сообщить вам самую интересную новость. Но теперь мне бы хотелось представить вам нового жителя Стентон-Бассета. — Она сделала шаг в сторону и жестом факира, делающего деньги из воздуха, взмахнула рукой, подзывая того, что стоял позади нее. — Позвольте представить вам мистера Брауна, — сказала миссис Подмор, когда Нейтан вышел вперед.
Нейтан? Здесь, в Стентон-Бассете? Даже если бы из-за массивной, облаченной в бархат и бомбазин фигуры миссис Подмор появился единорог, Эми не была бы так потрясена. Она порадовалась, что не успела встать, иначе ноги могли бы подвести ее.
— Я очень рад познакомиться с вами, мисс Делби, — мягким голосом произнес Нейтан. — Я так много слышал о вас.
— Мистер… Браун? — Эми в недоумении взглянула на него. Восторг боролся в ней со страхом.
— Мистер Браун художник, — пояснила миссис Подмор, как обычно совершенно не замечая впечатления, которое произвело это представление на ее жертву. Гораздо больше она была озабочена тем, чтобы превзойти своей осязаемой новостью никому не известного французского графа, которым козыряла Эмитист. — Он утверждает, что очарован и влюблен в наши места и намерен пробыть здесь несколько месяцев, чтобы запечатлеть их на холсте.
— Художник, — слабым голосом отозвалась Эмитист. Значит, Нейтан скрывал, кто он такой.
— О, вы не должны беспокоиться. Мистер Браун настоящий джентльмен. Он взял в аренду старый Мердок-Хаус.
— В самом деле?
Мозг Эмитист наконец вышел из оцепенения, вызванного появлением Нейтана у алтаря церкви Святого Грегори, и у нее стали возникать вопросы. Зачем он снял этот огромный мавзолей? Каким образом он смог себе это позволить? И почему он явился сюда под именем мистера Брауна?
Но что гораздо важнее: зачем Нейтан оказался здесь?
У нее екнуло сердце. Месье Ле Брюн заявлял, что готов последовать за Финеллой в Англию? Неужели Нейтан сделал то же самое?
Или она хватается за соломинку?
— Как… как давно вы здесь? — произнесла она единственный вопрос, который могла задать без опаски. Что-то такое, о чем один незнакомец может спросить другого при первой встрече. Потому что, раз уж Нейтан выступал под именем мистера Брауна и воспользовался любезностью миссис Подмор, чтобы быть представленным ей, то он, очевидно, не хотел, чтобы кто-то догадался об их знакомстве.
— Уже почти месяц, — ответил Нейтан.
Месяц? Значит, он должен был уехать из Парижа почти сразу же после того, как она ему отказала. Неудивительно, что он не приходил к ней. Он уже ехал сюда.
Но зачем? Эмитист не могла его об этом спросить. По крайней мере, здесь.
И не могла продолжать сидеть, вытаращив на него глаза. Это было неприлично.
— Прошу меня извинить, — сказала она, вставая. — Я должна идти домой.
— Не согласитесь ли вы оказать мне честь и позволить как-нибудь нанести вам визит? — спросил Нейтан. И, бросив быстрый взгляд в сторону миссис Подмор, продолжил: — У вас очень интересное лицо. Я хотел бы написать ваш портрет.
— Я уже сказала мистеру Брауну, что если кто-нибудь в городе и решится на такой эксцентричный поступок, то это вы, мисс Делби. Судя по тому, что я слышала, — сказала миссис Подмор, дернув бровью.
У Эмитист внутри похолодело. Весь город гудел после истории, когда ее отец схлестнулся с адвокатом по поводу тетушкиного наследства. И хотя никто не знал точно, сколько денег было на кону, все, безусловно, слышали, как он предсказывал, что она промотает все состояние за двенадцать месяцев и приползет к нему, моля о прощении. Потому что говорил он это таким голосом, каким обычно проповедовал с кафедры о геенне огненной.