Нейтан был прав. Эмитист и думать не могла о том, чтобы таскаться за Финеллой и Гастоном. Это было бы еще более невыносимо, чем тогда, когда месье Ле Брюн пытался вести дела с коммерсантами, с которыми у нее была договоренность. Она могла бы провести это время с Нейтаном гораздо приятней, чем обсуждая возможные изменения, которые произойдут в ее жизни после свадьбы Финеллы.
Потому что Эмитист не могла отрицать, что с ним она наслаждалась жизнью. Взять хотя бы сегодняшний вечер. До того как они начали говорить о прошлом, его общество доставляло ей огромное удовольствие.
Да, для того чтобы отвлечь ее от перспективы унылого одинокого будущего в обществе то одной, то другой наемной компаньонки, Нейтан был идеален.
— И потом, мне надо, чтобы ты позировала для портрета, — напомнил он, вернувшись к кровати, и, взяв в ладони ее лицо, прижался ртом к ее губам.
Ноги Эмитист сразу же подкосились. И уже в следующий момент она сбросила одеяло и, обхватив Нейтана за шею, потянула его назад в постель. Однако этот несносный человек отпрянул и, бросив горящий взгляд на ее обнаженное тело, произнес:
— Понадобятся часы. Много часов.
Портрет. Он говорил о часах, которые намеревался провести за написанием ее портрета. Не о тех часах, которые она могла бы провести с ним в постели.
Или о тех?
В этом состояла проблема в общении с такими мужчинами, как Нейтан. Они могли говорить одно, а иметь в виду совсем другое. И называли это флиртом.
Эми ответила ему сдержанной улыбкой:
— Ладно. Тогда я, пожалуй, начну позировать завтра, хорошо?
— Это пришло мне в голову вчера, после того как ты ушла, — сказал Нейтан, помогая ей сесть в фиакр, который он нанял, чтобы везти ее… впрочем, он так и не сообщил Эми, куда собирается ее везти. Несносный человек. — Ты так и недорассказала мне о тех двоих. — Нейтан кивнул подбородком в сторону окна, из которого Финелла и Гастон следили за тем, как они уезжают. — А между тем осталось что-то, за что ты особенно сердилась на них, — продолжал он, усаживаясь рядом с ней. — Я думаю, сейчас самое время закончить. Тебе не кажется? Иначе я буду вынужден жить, с ужасом ожидая того момента, когда ты решишь это сделать.
— Ты нарочно дразнишь меня?
— А это работает? — Нейтан откинулся на спинку сиденья и поднял руки в знак того, что сдается. — Давай, пусть самое страшное. Я готов ко всему.
Эмитист медленно выдохнула через нос, а потом вздернула подбородок и, отвернувшись, уставилась в боковое окно фиакра.
— У тебя нет настроения меня пугать? Хорошо. — Нейтан снова сел прямо и слегка подтолкнул ее локтем. — Но ты определенно должна закончить историю, от которой я… отвлек тебя вчера вечером.
— Не понимаю зачем. И потом, — заносчиво добавила она, — я уже не помню, что успела тебе рассказать. — Ей не хотелось утомлять Нейтана, повторяя ему историю, которая и в первый раз не слишком заинтересовала его.
— Только то, что в собственных глазах они были как Ромео и Джульетта, а ты олицетворяла собой обе пары родителей. И еще о том, как ты боролась с естественным желанием выгнать Ле Брюна, поскольку он не только соблазнил твою подругу, когда она была навеселе, но и пытался встать между вами, убеждая ее в том, что теперь она впадет у тебя в немилость.
Боже правый. Оказывается, пока они медленно ползли у Вильсонов вверх по лестнице, Нейтан не только слушал ее болтовню, но и умудрился запомнить ее.
— Я с замиранием сердца ждал, что ты дойдешь до того момента, когда он назвал свое настоящее имя. Раз уж ты обвинила меня, что я намекаю, будто он пользуется вымышленным.
— И все это время ты знал, что месье Ле Брюн на самом деле граф де… — Эмитист нахмурилась. — В общем, когда он выпалил длиннющий список своих имен и титулов, я была настолько потрясена, что ничего не запомнила. Я могла ждать от него все, что угодно, только не это.
— И чего же ты ждала?
— Ну, что его ищут за совершение какого-нибудь преступления…
— В каком-то смысле так оно и есть. Понимаешь, его родителей отправили на гильотину. Ему лишь чудом удалось спастись.
— Откуда ты это узнал?
— В свое время я пытался удостовериться, что французские émigrés, наводнившие Лондон, действительно те, за кого себя выдают, а не шпионы.
— Господи, — удивилась Эмитист, впервые посмотрев прямо на Нейтана после того, как он начал ее дразнить. — Я знала, что ты стал членом парламента, но даже представить себе не могла, что ты делал что-то полезное. Мне всегда казалось, что ты из тех людей, которые используют свое положение, чтобы добиться известности, и относятся к палате общин не иначе, как к мужскому клубу для избранных.
— О нет. Я хотел использовать свое место, чтобы что-то изменить, — бесстрастно ответил Нейтан. — Просто… из этого ничего не вышло.
Эми решила, что не стоит выяснять, почему ничего не вышло. Едва ли Нейтану было бы приятно рассказывать о своем полном провале на политической арене, даже на таком незначительном посту.
— И много ли тебе удалось выяснить про месье Ле Брюна? Я знаю только, что он утверждает, будто у него есть собственность в Англии и средства, чтобы содержать Финеллу, а также целая вереница непроизносимых титулов и права на какие-то земли во Франции. Если он врет, было бы очень полезно узнать об этом именно сейчас.
— Честно говоря, я мало что помню о нем, — признался Нейтан. — Я даже не сразу вспомнил, где видел его раньше, потому что встречался с ним всего один или два раза в собраниях émigrés, которые провозглашали себя друзьями Англии. — С тех пор Нейтан сделал все, что мог, чтобы стереть из памяти эту часть своей жизни. И если бы теперь ему не пришлось вспомнить о ней, он мог бы надеяться, что она навсегда растворилась в тумане, а не отпечаталась в его сознании до последней детали. — Он был одним из многих, в отношении которых проводилось расследование. Что он тебе сказал?
Эмитист надула губки.
— Ну, он говорит, что использовал свою работу у меня, чтобы попасть во Францию и посмотреть, что происходит с землей. Посмотреть, нельзя ли теперь, когда Бурбоны снова у власти, вернуть что-нибудь из того, что конфисковали у его семьи. Он утверждает, что не решился действовать открыто под своим именем из опасений, что за ним до сих пор могут охотиться враги.
— Возможно, он говорит правду, — отозвался Нейтан. — Здесь великое множество людей, пытающихся вернуть земли и титулы, которые когда-то им принадлежали. И я могу совершенно точно утверждать, что в Лондоне мне представляли его как графа де… кто-то и что-то. Именно поэтому я сказал, что он человек, называющий себя месье Ле Брюн.
— Теперь я вижу, откуда взялось его вопиющее высокомерие, — фыркнула Эми. — Я иногда начинаю понимать французских крестьян, которым захотелось преподать урок своим аристократам. К сожалению, слишком жестокий. А вот Финелла находит его историю ужасно романтической. Из-за этого прогулки с ними стали совершенно невыносимы. — Губы Эмитист изогнулись в гримасе отвращения. — Она смотрит на него так, словно он сошел со страниц какого-нибудь дурацкого романа. И тем не менее, — закончила она, — для меня нет разницы в том, кто он — лишенный титулов граф или просто мошенник.