Советская нация и война. Национальный вопрос в СССР, 1933–1945 - читать онлайн книгу. Автор: Федор Синицын cтр.№ 144

В период военных действий и после разгрома Японии советские власти вели пропаганду среди населения занятых Красной армией Южного Сахалина, Курильских островов, Маньчжурии и Северной Кореи. К ведению такой пропаганды советские войска и гражданская администрация были готовы — еще в июле 1938 г. было принято решение об открытии отделения военных переводчиков при Восточном факультете

Дальневосточного университета «в целях удовлетворения нужд армии и пограничного управления кадрами, владеющими японскими и китайскими языками» ^[2147]. В августе и сентябре 1945 г. советские пропагандисты вели работу по разложению среди японских войск, выступая через громкоговорители и распространяя листовки. Японцев убеждали в том, что политика их правительства несправедлива, агрессивна, рискованна и бесперспективна ^[2148].

В свою очередь, советским властям приходилось противостоять японской пропаганде. Еще в августе 1941 г. японские власти Маньчжурии разработали секретную инструкцию по массовой пропаганде, в задачу которой было поставлено «уделять большое внимание подбору газетных сообщений из-за границы: победам Германии нужно уделять много места, победам России, наоборот, — мало». Японские пропагандисты также должны были развеивать «слухи», которые распространялись «со стороны Советского Союза». Характерно, что в мае 1945 г. власти Японии не известили своих солдат о поражении Германии, однако те «сами узнали об этом и много говорили между собой о победах Красной армии». После начала советско-японской войны японское командование призвало население Маньчжурии развертывать «партизанскую войну против русских». Среди японских солдат специально были распространены сведения, что «русские убивают пленных» ^[2149].

Такая пропаганда приносила свои плоды. При занятии советскими войсками города Маока ^[2150] на Южном Сахалине значительная часть японского населения бежала из города, однако, увидев гуманное отношение со стороны советских войск, успокоилась и вернулась ^[2151]. В Маньчжурии, с целью успокоить местных японских колонистов, советское командование издало обращение, в котором говорилось, что «Красная армия с мирным населением не воюет». Мало того, советские войска защищали японских колонистов от самих же японских войск, которые принуждали колонистов убивать своих детей и совершать самоубийства перед приходом Красной армии ^[2152].

Было издано обращение советского командования к китайскому и корейскому народу, в которых Япония именовалась «разбойничьим гнездом», а японцы — «захватчиками», «милитаристами», «поработителями» ^[2153]. Миллионными тиражами выпускались листовки, проводились звукопередачи. Советская пропаганда велась под лозунгом «Великий Сталин послал

Красную армию в Маньчжурию, чтобы спасти китайский народ от японских захватчиков». Было отмечено, что население Маньчжурии «безбоязненно поднимает листовки, читает их и машет ими над головами, приветствуя летчиков» ^[2154]. Советские газеты писали, что китайцы с радостью встречали советских воинов-освободителей. Жители Фуюаня говорили: «Спасибо русским! Спасибо Сталину!» В Харбине «царило небывалое ликование». Над главными зданиями города были подняты красные флаги, через многие улицы — протянуты транспаранты с приветствующими Красную армию лозунгами на русском и китайском языках, радио передавало гимны союзных держав, советские марши и веселую музыку ^[2155].

Реализации советской пропаганды помогало то, что японцы сами восстановили против себя китайское население, которое «желало поражения Японии в войне и изгнания японцев из Маньчжурии» ^[2156]. К 1945 г. в этом регионе был расселен 1 млн японских колонистов, для чего китайцы изгонялись из своих деревень или «уплотнялись» ^[2157]. Японцы унижали китайцев, издевались над ними, по некоторым сведениям вырезая целые деревни. Жестокость породила ответные действия: в одном из сел «китайцы, заслышав шаги Красной армии, перебили всех японцев, оставив пленными лишь главарей в „подарок“ освободителям». Советская пресса отмечала, что «нет здесь более ненавистного слова, чем слово „японец“», поэтому «колонны разоруженных японских солдат приходится оберегать от возмущенных горожан», а к Харбину, «спасаясь от ненависти коренного маньчжурского населения, со всех сторон бегут японские резервисты (то есть колонисты. — Ф. С.) со своими семьями» ^[2158]. Китайцы радовались тому, что «японцы, точно крысы, удирают из Маньчжурии» ^[2159].

Сложнее обстояло дело с корейским населением Маньчжурии, так как корейцы «находились при японцах в несколько привилегированном положении», считались подданными Японии и в целом были «настроены дружественно к японцам». Тем не менее отношение китайского населения к корейцам было лучшим, чем к японцам, тем более что наиболее прояпонски настроенные корейцы в большинстве своем бежали вместе с японцами, поэтому вражды между корейцами и китайцами, которая осложнила бы ситуацию, не отмечалось ^[2160].

Монгольское население Маньчжоу-Го, в том числе созданные японцами монгольские воинские части, проявляло «очень сильные антияпонские настроения». Отношение монголов к Красной армии было доброжелательным. Хотя вначале они «испытывали большой страх перед нашими частями и, напуганные… японской пропагандой, боязливо сторонились советских бойцов и офицеров», затем они «воочию убедились в лживости японской пропаганды» и «прислали в подарок нашим частям… различные съестные припасы» ^[2161].