Директор повесил трубку. Телефон был кнопочный, броского алого цвета.
– Учителя подарили как-то на день рождения, – пояснил он, перехватив мой взгляд. – Я его пожарным называю. Долго привыкнуть не мог к этакой яркости.
– Спасибо вам, Ефим Борисович, – с чувством произнесла я.
– За что? – искренне удивился он и сказал, не дожидаясь ответа: – Приедете в гостиницу, скажете администратору фамилию. Вас там ждут, номер готов. Машину вот только на стоянке придется оставить: в обитель посетителей на автомобилях не пускают. Только служебный транспорт. Но стоянка охраняется, не бойтесь, а пройти там всего ничего. Проводить не смогу, извините. – Ефим Борисович взглянул на часы. – Скоро ребята мои придут на репетицию.
– Какие проводы, что вы, в самом деле! Не маленькая, доберусь.
Обговорив планы на завтрашний день (я прихожу в музей часам к десяти, Ефим Борисович принесет записную книжку, дневник, фотографии), мы спустились вниз. В холле на стульях у стены сидели две миловидные девушки лет шестнадцати.
– Вот и артисты мои собираться начали, – сказал Ефим Борисович и протянул девушкам ключ. – Проходите пока в зал.
Возле машины мы стали прощаться, и я снова поблагодарила за помощь своего нового знакомого, которого уже начала считать другом. И опять он не дал мне договорить:
– Почитаю за честь оказаться вам полезным. Вы очень смелая девушка. Это редкое качество, поверьте. В основной своей массе люди стараются спрятаться от проблем и собственных страхов, а вы имеете мужество шагать им навстречу.
– Не знаю, насколько умно копаться в этом деле, – призналась я. – Иногда думаю, что лучше было оставить все как есть. Может, Илья был бы жив. Думала бы лучше о мамином здоровье.
– Вы хорошая дочь, Марьяна, – немного торжественно сказал Ефим Борисович. – Любите свою мать и заботитесь о ней. Возможно, Елена Ивановна этого и не осознает, но вас это не должно огорчать. Главное – делать то, что до`лжно. И не идти против совести.
И опять-таки я подумала о том, какой он удивительный человек: слова, которые прозвучали бы высокопарно, произнеси их любой другой, в устах Ефима Борисовича казались успокаивающими, естественными.
Я отъехала от музея и видела в зеркале заднего вида, что директор стоит и смотрит вслед моему автомобилю. Потом Ефима Борисовича окружила стайка подошедших подростков, и вскоре вся компания скрылась из виду.
Обратная дорога всегда кажется короче, так что я и сама не заметила, как снова оказалась на площадке, откуда мне предстояло идти пешком. Припарковав автомобиль, заплатила символическую плату и отправилась в монастырь.
Надо же – «отправилась в монастырь»… На короткое время позабыв о вопросах, которые терзали меня днем и ночью, я шла по дорожке и представляла себе разные невероятные вещи.
Что, если бы мне вправду предстояло уйти от мирской суеты и стать послушницей, принять постриг? Допустим, я разочаровалась в людях и в жизни, не нашла ни смысла ее, ни любви. Сумела бы решиться отринуть себя прежнюю, назваться другим именем и посвятить дальнейшие годы служению Богу? Нет, наверное. Да и верующей я не была.
Но все-таки есть в этом особое очарование, странная притягательность. Подумать только: тебя вдруг перестают волновать глупости, которые обычно опутывают человека по рукам и ногам. Кредиты, долги, собственная внешность, мнение окружающих, ссоры с друзьями, конфликты с родственниками – все отодвигается не то что на второй, на сто второй план, и тебя заботят возвышенные, философские вещи, ты начинаешь мыслить иными категориями, ставишь новые цели.
Но, с другой стороны, уйдешь ты или останешься, проблемы сами по себе никуда не денутся. Просто решать их, по причине твоего отсутствия, придется кому-то другому. И этот другой будет вместо тебя барахтаться в тупой повседневной мерзости и серости, пока ты приобщаешься к великому и примериваешь на себя ореол святости. Не трусость ли это? Наломал дров и спрятался за спину Создателя. Разве Богу, если он существует на самом деле, понравится такой расклад? А если да, то что это за Бог – Бог слабых, приспособленцев и лжецов?
В сторону монастыря, кроме меня, больше никто не шел. Ближе к вечеру поток посетителей, желающих прикоснуться к святыне, заметно поредел. Зато обратно двигалось много народу.
По обе стороны дороги тянулся густой смешанный лес. До заката оставалось еще несколько часов, но приближение ночи неуловимо чувствовалось. По утрам и в разгар дня солнечный свет ярок и стремителен: как юный красавец, желанный и дерзкий, без спросу вторгается он всюду, нарушая сонный покой домов и улиц, сверкая ослепительной широкой улыбкой. Вечерний свет совсем иной. Приглушенный и тихий, льется он томно и неспешно, немного просительно, застенчиво.
Скоро, совсем скоро стемнеет, и на небе воцарится бледная луна. Должно быть, звезды здесь крупные, сочные – не налюбуешься. Как у нас в Ягодном. Только когда я в последний раз любовалась звездным небом?
Дорога, до той поры ровная, вдруг принялась петлять. Пришлось свернуть налево, чуть погодя – взять правее, и когда я прошла очередной поворот, монастырь вдруг оказался прямо передо мной. Словно не я к нему пришла, а он выплыл мне навстречу из-за деревьев.
Теперь дорога стала широкой, появились лавки и урны. Обитель была окружена высоким белокаменным забором. Вход – большая арка – видимо, закрывался на ночь, но сейчас металлические ворота были открыты. Внутри виднелись строения и цветники. За пределами монастыря были выстроены два двухэтажных здания вполне прозаического вида. Одно из них оказалось пунктом моего назначения – гостиницей, второе – административным корпусом.
Я могла бы сразу разместиться в забронированном для меня номере, оставить сумку. Но решила сначала сходить на территорию обители. Рассудив, что если поднимусь в номер, приму душ, поужинаю, то разнежусь и вряд ли захочу осмотреть монастырь. Так что лучше пройтись сейчас. Благо вещей у меня мало, так что сумка совсем легкая.
Прежде мне приходилось ездить на экскурсию на остров-град Свияжск и в Раифский монастырь, так что я примерно представляла, что увижу. Входя на территорию, женщины надевали платки и, если были в брюках, повязывали на пояс что-то вроде юбки с запа`хом, на завязках. Я тоже надела платок и повязала юбку, и мне показалось, что стала похожа на официантку в ресторане быстрого питания.
На территории монастыря разместились церковь, колокольня, братский корпус, чуть в отдалении – корпуса для воспитанников, мастерские, магазинчики. Обо всем этом извещали таблички на дверях и стенах. Часть территории была перегорожена забором – туда посетителям ходу не было.
Мощеные аккуратные дорожки, деревца и пестрые клумбы, родник – все это было мне знакомо по фотографиям в Интернете. Я шла и узнавала их, как старых знакомых.
Но снимки не могли передать атмосферы этого места, чувства покоя, тихой радости. Думаю, что днем, когда по территории монастыря бродят толпы туристов, которые тычут фотоаппаратами в каждый камень и делают селфи возле каждой клумбы, это ощущение благодати пропадает, растворяется в суете. Но сейчас, в таинственные часы, когда день постепенно отступает перед ночной тьмой, это чувство было пронизывающим и острым.