Обреченные на страх - читать онлайн книгу. Автор: Альбина Нури cтр.№ 28

В кабинете вдруг потемнело, и все кругом из золотистого стало призрачно-серым. Апрельская погода переменчива: небо за большими окнами нахмурилось, набежавшие облака закрыли собою солнце. Мне даже показалось, что температура упала и в комнате стало холоднее. Я глотнула кофе, но согреться не удалось: кофе был едва теплым. Слишком много сливок.

Бледное лицо Ильи тоже посерело, под стать комнате, и казалось присыпанным пеплом. Он по-прежнему не произносил ни слова, лишь смотрел мне в глаза – и при этом не видел, глядя куда-то вдаль.

Говорить с Ильей мне уже расхотелось, вместо этого подмывало встать, уйти, забыть обо всем и никогда не возвращаться к этой теме – как я обещала Рустаму. Не следовало начинать этот разговор, запоздало подумалось мне. Но теперь поздно сожалеть. Придется завершить начатое.

Я вздохнула и поспешно договорила:

– Был еще и третий, вернее, четвертый случай, в Саратовской области. Его даже экстрасенсы расследовали – я видела передачу по телевизору. Молодая мать накормила отравленной едой ребенка и отравилась сама.

Илья разжал пересохшие губы и, медленно роняя слова, проговорил:

– Эти женщины – они что, были знакомы? И Жанна… – Голос его был едва слышен, и, если бы не гулкая тишина, мне пришлось бы переспросить.

– Сначала я тоже так подумала. Но потом оказалось, что дело не в женщинах, Илюша. – Теперь предстояло произнести главное, но мне не хватало духу. Его реакция меня пугала.

– Не в женщинах, – эхом, все так же тихо повторил он.

– Похоже, что связаны между собой не они, а их мужья. Не понимаю, не улавливаю никакой логики, но это так. Ты и трое других мужчин были женаты на женщинах, которые… Ну, ты знаешь. – Я снова сбилась и говорила не то, что следовало. Потом-то я поняла, что бессознательно тянула время в попытке не говорить главного. – Их звали Александр Сомов, Михаил Рогов и Валерий Гаранин. Они, как и ты, родились и выросли в деревне Кири. И еще. Все случаи происходили летом, с разницей в три года. Это не может быть случайностью!

Все, выстрел сделан. Молчание длилось и длилось. Я раз за разом обводила взглядом кабинет, уже не замечая его убранства. Смотрела на Илью, но он сидел, застывший и холодный, уставившись перед собой отрешенным стеклянным взором, похожий на одну из ледяных статуй, что устанавливают на городских улицах под Новый год.

– Ты был знаком с ними? – не выдержала я. – Знал этих людей или нет? Скажи!

Илья еще немного потянул паузу, как театральный актер. И на актерский же манер, чуть нараспев, проговорил:

– А то как же. Конечно, как не знать. Валька, Миха, Сашок.

Я заметила, что голос его звучит выше и тоньше, чем обычно. В нем почему-то зазвенела юношеская ломкость, словно говорил не взрослый мужчина, а подросток лет семнадцати-восемнадцати.

Выходит, я была права. Он их знал. Причем знал хорошо – называл уменьшительными именами, дворовыми, школьными прозвищами, которые эти люди, видимо, носили в юности.

Теперь сомнений не оставалось: то, что произошло с женами и детьми этих четверых мужчин, было связано со случившимся давным-давно в деревне Кири. Откуда взялась эта связь, я не представляла себе даже отдаленно, но в том, что она была, больше не сомневалась.

Итак, моя сестра оказалась замешана в каком-то кошмаре. Она умерла, и Дашуля погибла тоже. А мои родители, которым бы еще жить да жить и радоваться жизни… Что стало с ними по вине этого человека!.. Меня захлестнули ярость и отчаяние, я не желала больше проявлять деликатность и потребовала:

– Объясни по-человечески! Ты понимаешь, в чем дело? Что произошло в этих твоих Кирях, когда вы были детьми?! Что вы вчетвером натворили? Отвечай! При чем тут круг и тройка? – Эти последние слова вырвались неожиданно для меня самой. Я не собиралась говорить ничего такого, но слова Фариды вдруг пришли мне на ум.

Илья вздрогнул, а точнее, содрогнулся всем телом и поглядел на меня, как будто до этого не замечал, что я сижу подле него. Все тем же высоким, ломким голосом он проговорил:

– Никому нельзя рассказывать! Ни с кем не обсуждать! – А потом заговорил все быстрее, быстрее: – Нельзя говорить! Я не помню! Я ничего не помню! Если посмею вспомнить, я умру! Я умру, если вспомню! Мне нельзя помнить! Я умру!

Он говорил, говорил словно заведенный. Повторял эти слова снова и снова, будто мантру, и голос его, резкий и пронзительный, как воронье карканье, бил меня по ушам. Я уже не могла разобрать и половины того, что он бормотал, не сводя с меня горящих, широко раскрытых глаз, в которых плескалось самое настоящее, чистое, неприкрытое безумие. Мне приходилось видеть такие глаза – у собственной матери.

Происходившее было так дико, так неправдоподобно и необъяснимо, что я, не находя больше сил сдерживаться, перепуганная донельзя, вскочила с кресла, прижала руки к ушам:

– Прекрати! Прекрати сейчас же!

Мой резкий окрик заставил Илью замолчать, хоть я и не надеялась на это. Теперь мы глядели друг на друга, провалившись во вновь повисшую между нами тишину. Я не могла отвести от него глаз и понимала, что Илья не узнает меня. Он смотрел так, будто перед ним была не Яша, сестра его жены, а некто другой, и этот «другой» нагонял на него такой ужас, что он не мог совладать с собой.

Илья кого-то боялся, трясся от страха, как перепуганный ребенок. Но боялся он не меня. Не я заставила его вдруг сойти с ума, заблудиться в глубинах собственной памяти.

Злость моя растаяла, на смену ей пришла жалость. Я протянула к Илье руку, желая его успокоить. Мне хотелось сказать, что все будет хорошо, и теперь, когда нам известно уже так много, мы непременно разберемся в том, что случилось. Мы же вместе, собиралась сказать я, мы умные и взрослые люди. Что бы ни случилось тогда, в те годы, прошлого не вернуть, не исправить, но зато можно понять первопричину, разобраться во всем и наказать виновных. Найти того человека, что так напугал Илью, и призвать к ответу.

Все эти слова жили во мне, просились наружу, и я собиралась произнести их, но не успела вымолвить ни звука.

Илья, по-прежнему не сводя с меня сумасшедшего взгляда, открыл рот, словно собираясь петь, и закричал. Сейчас, когда пишу об этом, я понимаю, что не смогу передать на бумаге, объяснить, что это был за вопль. Когда пытаюсь подбирать определение, лучше всего подходит «оглушительный».

Муж моей сестры, видный, интересный мужчина, хорошо воспитанный и прекрасно образованный человек, гениальный финансовый аналитик, хозяин роскошного кабинета и вышколенной секретарши, кричал во всю мощь своих легких. Пронзительно вопил на одной ноте, прерываясь лишь на короткий миг, чтобы набрать новую порцию воздуха.

Бледное лицо Ильи побагровело, на лбу и шее вздулись вены. Рот был раззявлен так широко, что он рисковал вывихнуть себе челюсть. Но при этом тело его казалось расслабленным, и в самом крике было что-то механическое, неживое, не зависящее от Ильи. Это был не крик боли или горя. Казалось, что при помощи крика он выпускает из себя что-то – вернее, это «что-то» рвется наружу помимо его воли и желания.