Я неловко откашлялась, думая, что сказать. Но говорить не пришлось: зазвонил телефон, и Ася соединила меня со звонившим. День покатился дальше, все занялись делами, и неловкая сцена если не забылась, то отодвинулась в прошлое.
Люция вернулась из туалета с красными глазами и распухшим носом. Мы впервые видели ее без косметики, и, если бы кто поинтересовался моим мнением, я бы ответила, что так ей гораздо лучше. Не заплаканной, а ненакрашенной.
Спустя некоторое время Ася сделала мне знак, и мы вышли в коридор.
– Знаю, что ты скажешь. Была не права, прилюдно наговорила девочке гадостей и все такое.
– Я не о том. – Ася взяла сигарету. – Все ты правильно говорила. Но ты же знаешь, кто ее папочка. Шефу не понравится.
Господи, что за день-то такой? Не одно, так другое.
– Мне что, пойти и извиниться? Чтобы она вечно на моей шее сидела?
– Не кипятись, – невозмутимо проговорила подруга. – Ты обидела единственную дочь лучшего друга шефа. Родители в Люции души не чают.
Ася права, абсолютно права. Этот момент я вообще выпустила из виду. Дернул меня черт за язык! Подумаешь, ну, поправила бы ее бредовый текст, даже переписала. От меня бы не убыло. Люция бы все равно наигралась в корреспондентку и уволилась. А теперь что?
Эти слова я проговорила вслух, признавая Асину правоту.
– Надо помириться. Она девчонка отходчивая.
Вечером я подошла к столу Люции. Та глядела настороженно: наверное, ждала, что я опять накинусь на нее и заставлю писать заявление об уходе. На душе стало еще гаже, и я решила не врать и не юлить, а говорить прямо. К тому же меня посетила удачная идея.
– Люция, я хочу извиниться. Перегнула палку, говорила с тобой слишком резко и… В общем, была не права. Прости.
Девушка держала в руках листок бумаги, как будто хотела защититься им от меня. Но после этих слов опустила свой щит и часто-часто заморгала, пытаясь не расплакаться.
– Я подумала вот о чем. Репортажи, очерки – не самая сильная твоя сторона. Но мы можем попробовать кое-что другое: открыть новую рубрику – вроде «Женского клуба»…
Прежде я об этом не думала: мода, косметика, кулинария – в нашем Журнале такого не было. Мы позиционировали себя как серьезное издание, писали о бизнесе, экономике, социальных проблемах. Но если известные, успешные люди поделятся секретами с простыми смертными, расскажут, как готовят любимые блюда или выбирают наряды, какой последний фильм посмотрели и книгу прочли, вдруг это выстрелит? И рекламу под это можно подтянуть. И шеф будет доволен: дочка друга ведет собственную рубрику. А коли у нее не получится, кто же виноват?
Люция воспарила к небесам – простенькое, совсем юное без косметики личико расцвело. У меня на душе вдруг тоже как-то полегчало.
– Вы такая хорошая, Марьяна! – сказала Люция. – Я так хочу для вас что-нибудь сделать! Если вам что-то когда-то будет нужно, вы только скажите!
Глава 9
Как я ни билась, ни шерстила Интернет, придя наконец-то домой в тот вечер, ничего полезного о случившемся в Нижнекамске узнать не удалось. Газеты и телепередачи повторяли друг за другом одно и то же. Имена участников трагедии были изменены.
Выход, конечно, существовал. Плох тот журналист, который за годы работы не обрастает связями и знакомыми в самых неожиданных сферах. Работая в многотиражке, я тесно общалась с руководителем пресс-службы МВД. Позже он с этой должности ушел, получил очередную звездочку на погоны (возможно, и не одну) и забрался еще выше. С той высоты, на которой теперь пребывает, Рустам запросто может рассмотреть все детали таинственного происшествия, которое меня так интересовало.
Проблема в том, что Рустам Галеев был еще и моим бывшим. Расстались мы по моей инициативе и не сказать, чтобы сохранили дружеские отношения. Сейчас Рустам вроде бы счастлив в законном браке. Звонить ему не хотелось, но другого способа разузнать о происшествии я не видела.
– Слушаю, Галеев, – рыкнул он свое обычное. Давняя привычка: так Рустам отвечает на все звонки – и служебные, и личные.
Я как можно суше и официальнее поздоровалась и назвалась, хотя нужды в этом не было. Номер моего телефона остался прежним.
– Чему обязан? – спросил он.
Голос деревянный, напряженный. Жена рядом или до сих пор обижается, что я при расставании назвала его солдафоном?
– Прости, что побеспокоила. У меня есть один вопрос, и я подумала, ты сможешь помочь.
– Неужели чурбан бесчувственный, который только и умеет, что брать под козырек, вдруг понадобился?
Значит, все-таки обижается. Похоже, придется поискать другие пути.
– Рустам, я бы ни за что не стала звонить, если бы могла сама решить проблему. – Дальше я скороговоркой проговорила о том, что ни к чему вспоминать прошлое, мы взрослые люди и у каждого давно своя жизнь.
– Некоторые вещи так просто не забудешь, – напыщенно проговорил Рустам.
Все же не зря я его тогда бросила. Разве он не чувствует, что так серьезно относиться к себе – просто смешно? Есть забавный тест: какая ты геометрическая фигура. Выбираешь, а дальше говорится, какие у тебя слабые и сильные стороны. Не знаю, проходил ли этот тест Рустам, но он точно квадрат. Все углы – прямые. И все равны.
– Ладно, – вздохнула я. – Еще раз извини за беспокойство.
– Погоди, погоди! – закричал он. – Не подумай, пожалуйста, что я… затаил.
«Нет, конечно же, не подумаю!»
– Чего ты хотела? Случилось что-то?
– Да. Кое-что плохое.
Говорить об этом оказалось труднее, чем я думала. Но сказать было нужно, а иначе как я объясню свой интерес к погибшим в Нижнекамске?
– Летом, три года назад, моя сестра с мужем и дочкой ездили на юг. – Я старалась говорить коротко и сдержанно. – Во время одной экскурсии Жанна и Даша упали со скалы и разбились. Отец в декабре того же года умер – сердце. Мама попала в психиатрическую клинику. Она и сейчас там и скорее всего, пробудет в больнице до конца жизни.
– Боже мой! – выдохнул Рустам. Он прекрасно знал моих родных, и такие новости не могли оставить его равнодушным. – Соболезную… Если я могу что-то…
– Спасибо, – остановила его я. – Поэтому и звоню. Дело в том, что Жанна не просто упала, она сама спрыгнула. Взяла Дашу на руки и спрыгнула.
Я впервые проговорила это вслух. Во рту стало сухо и горько, как будто страшные слова имели вкус.
– Не может быть! – Рустам оказался потрясен не меньше, чем я, когда услышала такое от Ильи. Зная Жанну, никто бы в такое не поверил.
– Еще как может, – отрезала я. Понимала, что, если мы начнем проговаривать это, обсуждать, не выдержу и расплачусь. – Только об этом никто не знает, кроме Ильи. Он не сказал, чтобы… Вот чтобы никто так не реагировал, как ты. Пусть хоть память будет светлой, если уж все остальное – сплошной мрак. Прошу тебя, никогда не поднимай этот вопрос.