Первый день - читать онлайн книгу. Автор: Марк Леви cтр.№ 84

— Ты ее оставишь здесь?

— Она нам не принадлежит, она — часть истории людей, живших в этом селении. Кто-нибудь ее найдет и сделает с ней что ему заблагорассудится, а нам с тобой пора. Тут полно других стогов сена, и все они ждут, чтобы в них отыскали иголку.

На подъезде к Линьфэню пейзаж изменился; над этим городом, одним из десяти самых загрязненных в мире, нависло желтое небо, затянутое смрадными ядовитыми облаками. Я подумал о прозрачных вечерах на плато Атакама: неужели эти два места существуют на одной планете? Должно быть, человечество сошло с ума, раз оно способно до такой степени испортить окружающую среду. И какой станет наша планета в будущем — такой, как Атакама, или такой, как Линьфэнь? Мы подняли стекла в машине, но на Кейру все равно напал кашель, а у меня щипало глаза, и дорогу впереди я видел словно в тумане.

— Адская вонь, — пожаловалась Кейра после очередного приступа кашля.

Она повернулась к заднему сиденью и стала рыться в сумке: хотела найти какие-нибудь хлопковые вещи и использовать их в качестве масок. И вдруг вскрикнула.

— Что такое? — спросил я.

— Ничего, у меня в мешке какая-то штука - наверное, иголка или булавка. Я укололась.

— До крови?

— Пустяки, — обронила она, продолжая копаться в сумке.

Я вел машину, вцепившись в руль обеими руками: видимость все еще оставляла желать лучшего.

— Посмотри в бардачке, там лежит аптечка, наверное, и бинты есть.

Кейра откинула крышку, взяла аптечку и достала из нее маленькие ножницы.

— Ты здорово поранилась?

— Нет, со мной все нормально, но я все-таки хочу найти ту пакость, которая меня уколола. Я, между прочим, за эту сумку заплатила целое состояние.

И она, извиваясь как змея, стала переползать на заднее сиденье, чтобы как следует изучить свою несчастную сумку.

— Слушай, что ты там вытворяешь? — возопил я, получив пинок коленкой в бок.

— Я распарываю.

— Что распарываешь?

— Мерзкую подкладку этой мерзкой сумки. Лучше помолчи и смотри на дорогу.

И через некоторое время услышал, как Кейра пробурчала:

— Что это за штука?

Ей пришлось проделать серию акробатических трюков, чтобы вернуться на место. Наконец ей это удалось. Она с торжествующим видом показала мне маленькую металлическую брошку, которую крепко держала двумя пальцами.

— Вот эта чертова колючка! — важно объявила она.

На вид эта штука напоминала крохотный рекламный значок с торчащей внизу иголкой, только серый и тусклый и без всяких надписей.

Кейра внимательно осмотрела ее и вдруг побледнела.

— Что с тобой?

— Ничего, — ответила она, но по выражению ее лица я понял, что она крайне встревожена. — Наверное, это какое-нибудь швейное приспособление, которое завалилось за подкладку.

Кейра прижала палец к губам, потом жестом приказала мне вырулить на обочину и остановиться как можно скорее.

По мере того как мы удалялись от пригородов Линьфэня, дорога, пролегающая вдоль Склона горы, стала постепенно превращаться в узкую извилистую ленту. Поднявшись на высоту примерно трехсот метров, мы вырвались из-под ядовитой пелены, укрывавшей город, внезапно над нами появилось небо мутновато-голубого цвета. За очередным поворотом я заметил небольшую площадку у обочины: здесь мы вполне Смогли остановиться. Кейра оставила значок на приборной доске, вышла из машины и сделала мне знак следовать за ней.

— Ты какая-то странная, — заметил я, подойдя к ней.

— Я-то ладно, а вот жучок в моей сумке — это действительно странно.

— В твоей сумке — кто?

— Это не швейное приспособление, это микрофон. Поверь, я знаю, что говорю.

Мой шпионский опыт был весьма скромен, и я с трудом верил тому, что она сказала.

— Сейчас мы вернемся к машине, ты внимательно осмотришь эту штуковину и сам во всем убедишься.

Так я и сделал. Кейра оказалась права: у меня в руках действительно был миниатюрный передатчик. Мы снова вышли из машины, стараясь держаться подальше от любопытных ушей.

— Как ты думаешь, — заговорила Кейра, — зачем мне в сумку подложили микрофон?

— Китайские власти жаждут побольше узнать об иностранцах, болтающихся по их территории. Может, так поступают со всеми туристами, въезжающими в страну? — предположил я.

— В Китай каждый год прибывает двадцать миллионов гостей. Ты полагаешь, это китайская национальная забава — подкладывать жучки в таких немыслимых количествах?

— Откуда мне знать? Может, они это делают выборочно, наугад?

— Или не наугад. Если бы все было, как ты говоришь, не мы первые обнаружили бы эту штуку, и пресса на Западе наверняка подняла бы шум.

— Может, они ввели такую практику совсем недавно?

Я сказал это, только чтобы ее успокоить, но, говоря по совести, сам я считал, что мы попали в странную, если не сказать неприятную, ситуацию. Я стал перебирать в памяти наши дорожные разговоры и не припомнил ничего, что могло бы поставить нас в затруднительное положение — разве только пространные рассуждения Кейры о грязи и вони в промышленных городах, которые мы проезжали, и о сомнительном качестве еды.

— Ну вот, мы нашли эту штуку, давай ее выбросим и спокойно поедем дальше, — предложил я.

— Нет, мы ее оставим. Достаточно просто говорить не то, что мы думаем, например, о том, куда мы собираемся ехать дальше, и так мы сумеем обмануть тех, кто за нами шпионит.

— А как же наши интимные разговоры?

— Эдриен, сейчас не время изображать добропорядочного англичанина. Вечером осмотрим твою сумку: если они пометили мою сумку, вряд ли они сделали исключение для тебя.

Я подбежал к машине, вывалил скудное содержимое моей сумки прямо в багажник, сгреб все вещи и швырнул их как можно дальше: какой-нибудь прохожий, может быть, найдет их и обрадуется. Потом сел за руль, схватил жучок и выкинул его в окно.

— А если мне захочется сказать тебе, что я обожаю твою грудь? Я против, чтобы какой-нибудь похотливый сотрудник китайской Штази получал от этого удовольствие!

Я завел мотор, не дав Кейре времени ответить.

— А ты и вправду хотел сказать мне, что обожаешь мою грудь?

— Именно так!

Следующие пятьдесят километров мы проехали в полном молчании.

— А если настанет день, когда мне отнимут одну грудь, а может, даже обе, тогда что?

— Тогда я буду балдеть от твоего пупка — я же не говорил, что обожаю только твою грудь!

Еще пятьдесят километров мы опять не проронили ни слова.