— Ну ладно, картина ясна, только не пойму, чему вы клоните.
— Помолчите, я сейчас закончу! Девушка-археолог и ее гость делают шаг навстречу друг другу, не зная, что сказать. И никто не замечает — вот конфуз! — что на заднем плане тоже кое-что происходит. Из джипа вылезает Уолтер, отличный парень, во фланелевых шортах и клетчатой кепке, которому осточертело жариться на солнце, пока те двое неспешно целуются, и, обращаясь к любому, кто его услышит, вопрошает, куда можно перенести багаж. Вы не находите, что сцена испорчена? Теперь вы согласны ехать без меня или вам нарисовать еще одну сцену?
Уолтер в конце концов убедил меня ехать, хотя сам я считал, что принял это решение еще раньше.
Я получил визу, распланировал и подготовил маршрут, добрался до Хитроу и сел в самолет, чтобы десять часов спустя приземлиться в Аддис-Абебе.
В тот же день некий Айвори, имевший определенное отношение к моей поездке, отправился в Париж.
Вниманию членов комитета.
Интересующее нас лицо сегодня отбыло авиарейсом в Аддис-Абебу. Нет необходимости уточнять, что это означает. Без поддержки наших китайских друзей, которые по-прежнему имеют свои интересы в Эфиопии, нам будет трудно продолжать наблюдение. Предлагаю всем собраться завтра.
Искренне ваш
Амстердам.
Ян Вакерс отодвинул от себя клавиатуру компьютера и вновь склонился над папкой, пережданной одним из его сотрудников. Он в который раз вгляделся в фотографию, сделанную через витрину одного из лондонских кафе. На ней был запечатлен Айвори в компании с Эдриеном.
Вакерс взял зажигалку, положил снимок Ев пепельницу и поджег. Когда фотография сгорела дотла, Вакерс закрыл папку и проворчал:
— Не знаю, сколько я еще сумею скрывать от коллег, что вы играете сольную партию. Да хранит вас Господь!
Прибыв в Орли, Айвори терпеливо стоял в очереди на такси.
И вот настал его черед. Он устроился на заднем сиденье и передал шоферу клочок бумаги. На ней значился адрес типографии, расположенной неподалеку от Севастопольского бульвара. Машины двигались свободно, дорога до места должна была занять не больше получаса.
Сидя в своем кабинете, Лоренцо прочел сообщение Вакерса и по телефону вызвал секретаршу:
— У нас остались рабочие контакты в Эфиопии?
— Да, синьор, два человека, оба сейчас на месте. Я как раз только что обновляла африканское досье для вашего совещания в Министерстве иностранных дел на следующей неделе.
Лоренцо протянул секретарше фотографию и нацарапанное на листке бумаги расписание:
— Свяжитесь с ними. Пусть они сообщают нам о каждом шаге, обо всех встречах и разговорах этого человека: он должен прибыть в Аддис-Абебу рейсом из Лондона, вылетающим завтра утром. Он британский подданный, нужно соблюдать строгую секретность. Скажите нашим людям, что лучше пусть снимут слежку, чем раскроют себя. Нигде не делайте отметок об этом поручении — ни в одном документе. Желательно, чтобы оно оставалось абсолютно конфиденциальным.
Секретарша забрала у Лоренцо фото и листок и вышла из кабинета.
Эфиопия
На пересадку в аэропорту Аддис-Абебы ушел всего час. Я только успел сделать отметку паспорте, забрать багаж и сесть в маленький самолет, летевший в Джинку. Крылья этой старой развалюхи так проржавели, что я все гадал, как она еще поддается в воздух. На стекле кабины пилота отчетливо виднелись потеки масла, исключением судорожно дергающейся стрелки компаса, все остальные бортовые приборы ни на что не реагировали. Однако пилота, похоже, это особо не заботило, когда мотор давал перебои, он только легонько нажимал на ручку газа или, наоборот, ее отпускал, подбирая наиболее подходящее положение. Судя по всему, в полете он руководствовался не столько зрением, сколько слухом.
Под облезлыми крыльями этой старой машины, под аккомпанемент страшного грохота и дребезжания мелькали самые прекрасные пейзажи Африки.
Колеса коснулись земли, самолетик несколько раз подпрыгнул и застыл, подняв густое облако пыли. К нам со всех сторон побежали мальчишки, и я испугался, как бы кто-нибудь из них не попал под вращающийся винт. Пилот перегнулся через меня, открыл дверцу, выкинул на землю мой рюкзак, и я понял, что здесь наши дороги расходятся. Едва я спрыгнул на землю, как он развернулся и покатил по полосе. Не успел я оглянуться, как он уже поднялся над верхушками эвкалиптов и улетел.
Я оказался неведомо где в полном одиночестве и горько пожалел о том, что не уговорил Уолтера поехать со мной. Усевшись на старый бочонок из-под масла и поставив у ног рюкзак, я осматривал окружавшую меня дикую местность, окрашенную лучами заходящего солнца, и вдруг сообразил, что совершенно не представляю себе, где мне ночевать.
Ко мае подошел мужчина в обтрепанной нижней майке и предложил помочь — по крайней мере, я так его понял. Я проявил чудеса изобретательности, чтобы объяснить ему, что я ищу женщину-археолога, которая работает недалеко отсюда. Мне пришлось вспомнить, как в детстве вместе с домашними я играл в нашу любимую семейную игру: один при помощи мимики и движений изображал ситуацию или слово, а остальные их угадывали. Я всегда проигрывал! И вот я сделал вид, будто копаю землю, схватил какую-то деревяшку и притворился, что радуюсь, словно нашел сокровище. Мой «собеседник» посмотрел на меня удрученно, пожал плечами и удалился.
Он появился спустя десять минут вместе с мальчиком, заговорившим со мной сначала по-французски, потом по-английски и наконец на смеси этих двух языков. Он сообщил мне, что в этом районе трудятся целых три команды археологов. Одна работает в шестидесяти двух километрах к северу отсюда, другая — в Рифт-Вэлли в Кении, а третья, прибывшая не так давно, разбила лагерь примерно в ста километрах к северо-востоку от озера Туркана. Так я и определил местонахождение Кейры, оставалось только найти способ добраться до нее.
Мальчик пригласил меня следовать за ним. Человек, который подошел ко мне первым, выразил желание приютить меня на ночь.
Я не знал, как его благодарить, и подумал, что, встреть я па улицах Лондона заблудившегося эфиопа, вряд ли в ответ на вопрос, как ему пройти туда-то, мне пришло бы в голову предложить ему кров и пищу. Наверное, виной тому разница культур, а может, предрассудки. В любом случае я почувствовал себя глупо.
Хозяин разделил со мной ужин, мальчик также остался с нами. Он не сводил с меня глаз. Я положил куртку на табурет, а он забавы ради без всякого стеснения обшарил мои карманы. Он вытащил кулон Кейры и тут же положил его на место. Мне показалось, сразу после этого я стал ему неприятен, и он вскоре вышел из хижины.
Я проспал всю ночь на циновке и проснулся с рассветом. Выпив кофе, едва ли не самого вкусного в моей жизни, я пошел к взлетной полосе, надеясь найти какой-нибудь попутный транспорт. Место здесь, конечно, было красивое, но в мои планы не входило застрять в нем надолго.