Я усмехнулся: у отца Тихона была как минимум одна внушительная причина избегать общей бани. Та, что украшала его спину. Кстати, о татуировках…
– Ты про лампу-то знаешь? – спросил я. Хотя, если он собрался мне рассказывать про Ильзу Кох…
– Кто ж про нее не знает! – воскликнул Артем. – Отец Василий нам про нее такие страсти рассказал, я пару ночей спать не мог. Еще совсем зеленым тогда был.
– Что за страсти? – удивился я.
– Ну отец Василий говорил, что материал для лампы с живого человека брали. Без всякого наркоза, разумеется. Этот гауптман хренов вроде как до войны врачом был, хирургом. И вроде даже неплохим. А как к СС прибился, так и полезло наружу, что хирургия для него – не инструмент спасения, а возможность резать живое тело. Причем использовать он при этом предпочитал не скальпели и ланцеты, а самую простую опасную бритву с костяной рукоятью. Потому и зондеркоманда его так называлась.
– Слушай, Артем… Ты же помнишь, что на коже, ну, из которой эта лампа сделана, была татуировка?
– Помню, конечно. Такое разве забудешь? Да и рисунок очень своеобразный. Линкор «Октябрьская революция», а сквозь него словно детское личико глядит…
– А ты не помнишь, рассказывал ли отец Василий что-нибудь об этой татуировке? Например, кто ее делал, почему именно такую?
Мой собеседник некоторое время помолчал.
– Нет, пожалуй, ничего такого он не рассказывал, – с явным огорчением произнес, наконец, он. – Ну то есть он говорил, что среди его товарищей-матросов был кто-то, кто хорошо рисовал. Они вместе в плен попали, то есть во время того самого десанта. Но это все. Имени не упоминал.
– Жаль, – посетовал я. – Дружище, а ты сможешь хотя бы найти мне фамилию того «хирурга», ну гауптмана?
– Обещать не буду, но попробую, – согласился Артем. – Если эта чертова фамилия хоть где-нибудь засветилась – найду. Не такие загадки разгадывали. Как чего нарою, я тебя наберу. Диктуй телефон.
– Спасибо, приятель! С меня причитается. Два раза уже, а найдешь мне фамилию – так и трижды.
– Да подожди ты благодарить, я еще ничего не сделал, – ответил верный себе Артем, после чего мы распрощались.
Я вернулся к работе, параллельно копируя кассеты, но голова была занята совершенно другими вещами. Интуитивно я чувствовал, что две эти на вид совершенно разные истории – зверства в тихвинском концлагере и смерти бывших зэков с татуировками – как-то связаны между собой. Но как именно – не имелось ни одной мало-мальски годной версии.
Глава 9. Слишком много Бегеритов
Артем позвонил через пару дней, сразу после обеда.
– Нашел я твоего гауптмана – «хирурга», – поведал он каким-то убитым голосом. – Пришлось повозиться, даже в Москву звонить, но по служебному… Штаб ВМФ, я думаю, не разорится, – он хмыкнул. – Кох, оказывается, хотел и его в монастыре шлепнуть, но – представь – не посмел. За «хирурга» вступился лично Розенберг.
– Ого! – сказал я, чувствуя, как еще один кусочек мозаики встает на место.
– Ага, – подтвердил Артем. – Вообще, надо сказать, этот фон Бегерит – интереснейшая личность…
– Как?! Фон Бегерит? – ошеломленно переспросил я. – Точно?
– Нет, блин, приблизительно, – сердито буркнул Артем. – Передо мной факс лежит, из Москвы. Фон Бегерит. Точно, как то, что твоими молитвами, – голос в трубке сразу повеселел, – у меня на личном фронте лед тронулся.
– Поздравляю, – искренне порадовался я, хотя, казалось бы, какое мне дело до Артема, даже не виделись ни разу в жизни. – А чего ж ты тогда грустный такой?
– Потом расскажу… Сначала о фон Бегерите. Работал он на Розенберга. Причем они с Кохом, оказывается, давние «друзья», еще по Майданеку. Это уж позже между ними Ильза черной кошкой пробежала, а сперва-то они вполне ладили. Хотя Бегерит – тот еще персонаж. Представляешь, кем надо быть, чтобы тебя за жестокость погнали из концлагеря на фронт?
– Неужели и такое бывало? – удивился я.
– Утрирую, конечно, – хмыкнул Артем. – Не совсем за жестокость. Но принцип тот же. Насколько я понял, этому фон Бегериту унтерменшей оказалось мало. И в какой-то момент он стал чикать чистокровных арийцев. Вот за эти художества его и определили в зондеркоманду – от начальства подальше, к подопытному материалу поближе. А Ильзочка поскучала-поскучала, да и смылась от муженька к любовничку в объятия. Ну то есть не сама, конечно, полетела, устроила себе каким-то образом инспекционную поездку. Когда Кох узнал куда, точнее – к кому она рванула, то сразу следом кинулся. Короче говоря, у них там едва до смертоубийства не дошло. Кох Бегерита пару раз эсэсовским кинжалом пырнул, а тот его – своей знаменитой бритвой. Разняли, уж не знаю, кто и как, не то Ильза, не то подчиненные. Ну, само собой, гауптмана судили за нападение на старшего по званию. К тому времени как раз уже Сталинград нарисовался, вот его туда и отправили, тоже зондербатальоном командовать. Дабы, так сказать, либо искупил, либо там чтоб и остался. А вот дальше совсем мутная история. Под Сталинградом его следы теряются… Но поскольку ты имеешь дело со мной, то теряются не навсегда. Ну, правда, и повезло отчасти: черта с два бы этого Бегерита кто отыскал, если бы он фамилию сменил. Но он, видать, очень своей благородной кровью гордился. Так что нашел я этого красавчика – уже после Победы, в американской оккупационной зоне. Его судили, конечно. Но оправдали. Причем по бумагам выходило, что он едва ли не ангел в белом халате: его насильно запихали в зондеркоманду, он там лечил военнопленных – лечил, Грек, ты понял! – и за это пострадал, был разжалован в рядовые и до сорок пятого сражался в рядах вермахта. Ибо давал присягу, а присяга превыше всего. Ну а поскольку выходил он по всему действительно простым солдатом, а вивисекторские его «эксперименты» остались недоказанными, он вроде как оказался не при делах. А может, американцы и специально не стали в его прошлом копаться, они стольким тогда свое милосердие явили, что и подумать тошно. Не таким, конечно, крупным фигурам, как в Нюрнберге, но многим. Я думаю, не случайно фон Бегерит именно в американской оккупационной зоне проявился, знал, что безнаказанным уйдет…
– Умный, гад, – сквозь зубы процедил я. – А чем он после войны занимался, не знаешь?
– Все я знаю, – ответил Артем. – Раскопал, не поленился – самому же интересно. У него в ФРГ сеть клиник по омоложению. Плюс химические заводы в доле с «Фишер фабериндастри», и не только это. В общем, дедушка явно не бедствовал.
– Не бедствовал? – уточнил я. – А сейчас что, разорился?
– Так помер он! – объяснил Артем. – Недавно совсем, пару лет назад, точнее не скажу. Правда, ходят какие-то странные слухи, что старик вовсе не помер, а просто сделал очередной хитрый финт – ну вроде как когда от суда за нацистские преступления отмазался. Непонятно, правда, зачем. Да и старый он уже был, так что, может, и вправду помер. Очень надеюсь, что смерть его не была легкой, а то в загробные муки я как-то не очень верю.