Таня побледнела. Бриллианты! Они вместе спрятали их, а теперь Пилерман хочет убрать свидетеля, чтобы никто больше не знал это место! Ну конечно! Как она раньше не догадалась, что он будет действовать именно так! Дернул ее черт прятать эти бриллианты! Дура! Набитая дура! Хотя…
– Ты белая как мел, – сказал Шмаровоз, – значит, было. Тогда чего ждешь? Бери своих и уходи отсюда! Быстро!
– Куда мне их повести? – на какую-то долю секунды Таня вдруг почувствовала настоящее отчаяние, – у Иды ребенок… Они спят…
– Для начала – ко мне, – предложил Шмаровоз, – а завтра тайком снимешь им какую-то хату… Никто не будет знать.
– Ладно, – Таня прогнала отчаяние, стараясь действовать быстро, – идем.
С Идой было просто. Жизнь в страшном браке с грузчиком отбила у нее возможность удивляться и протестовать. Запуганная и забитая, она только-только стала оттаивать в человеческом тепле, а потому беспрекословно подчинилась, собрав вещи и одев потеплее Маришку. С Цилей было сложнее. Она попыталась вопить в голос: что, да почему, да как! С чего вдруг она должна уходить из своего собственного дома? Таня резко тряхнула ее за плечи.
– Погром помнишь? Пожалела, что послушалась меня? И вот теперь все почти тоже, только хуже!
– Как хуже? – перепугалась Циля.
– Теперь гонятся за мной. Один человек нанялся меня убить. Помнишь, я деньги достала? Вот поэтому!
Истерику Цили сняло как рукой, и она собралась так быстро, что поразила даже Таню. Все объяснялось достаточно просто. Опасность угрожала Тане, а Таня была для Цили настоящим идолом. Она поклонялась Тане почти с собачьей преданностью и ради ее спасения готова была сделать, что угодно.
Когда они уже были собраны и стояли в дверях, увязывая в узел вещи, Рулька Кацап отшатнулся от окна:
– Двор окружают какие-то люди. Вижу Яшку Лысого. Его лысина даже под луной светит. Поздно.
– Есть черный ход? – Шмаровоз был настроен решительно.
– Можно попытаться уйти с кухни на первом этаже, – сообразила Таня, – она окном выходит на другую улицу.
– Скорее!
Кое-как спустились по лестнице в кухню.
– Шмаровоз, быстро уведи их! – Таня вытолкнула в окно плачущую Цилю.
– А ты? – Циля вцепилась в нее мертвой хваткой.
– Я позже подойду, – Таня с трудом разжала ее пальцы, – я знаю адрес.
– Алмазная, уходи! – взмолился Рулька Кацап. – Дом подожгут – поздно будет!
Шмаровоз быстро выскочил в окно следом за Идой и Цилей, и Таня видела, как он повел их под руки вниз по улице.
– Я с тобой останусь, – Рулька Кацап не двигался с места.
– Хорошо. Тогда идем.
Они вышли в окно и медленно пошли, прижимаясь к стенке, вдоль дома. Завернули за угол.
Бандиты были уже во дворе. Их было много, пять человек. Двое остались стоять в парадной, один отправился искать черный ход, а еще двое стали подниматься по лестнице.
Таня и Рулька Кацап спрятались в выемке подвала во дворе, ход в который был расположен низко, под камнем, и никто из посторонних в жизни не догадался бы об этом укромном месте. Было слышно, как бандиты выбивают дверь. Раздались крики – проснулся кто-то из соседей. В ответ прозвучали выстрелы.
Потом раздался взрыв. Он был настолько сильный, что пламя вырвалось сквозь крышу, вырывая деревянные перекрытия и уничтожая шифер. В квартиру Тани бросили бомбу. Все смешалось в хаосе огненных языков пламени, людских криков, сажи, копоти, фонтана из осколков стекла и выбитых взрывом камней. Бандитов пулей снесло с лестницы. Они вырвались из парадной, сбив кого-то с ног. Было слышно, как с урчанием завелся двигатель автомобиля.
– Мы должны выскользнуть незаметно, – сказала Таня Рульке. – Когда соседи поймут, что бомбу бросили в мою квартиру и дом загорелся из-за меня, они меня разорвут. Поэтому уходим быстро, пока они будут тут бегать.
Кое-как выбрались из подвала, побежали вдоль улицы. Дом пылал вовсю. Крики заполонили всю улицу – страшной проблемой Одессы было отсутствие воды, и дома сгорали сто раз до того момента, как появлялись пожарные команды с водяными бочками.
Дом был обречен. Таня со слезами на глазах уходила от места, где имела хоть какое-то подобие уюта. Судьба явно была против того, чтобы она обрела покой. И жестоко гнала ее вперед, словно намеренно лишая всего на свете. Таня плакала, не скрывая слез, отчего Рулька Кацап чувствовал себя достаточно неуютно.
– Алмазная, успокойся! Да успокойся ты, – бормотал он, – все же спаслись. Будет у тебя новый дом. Вот увидишь, будет.
Слезы Тани высохли по дороге. За квартал до дома Шмаровоза она остановилась.
– Ты сейчас пойдешь туда и убедишься, что все в порядке. А я… Дальше мне надо одной.
Рулька Кацап пытался протестовать, но Таня умела быть непреклонной. В конце концов он сделал так, как сказала она, и ушел вниз по улице, унося в своей душе ростки своей первой юношеской любви, такой неожиданной и такой опасной для вора.
Таня добралась до Привоза, до того места, где вместе с Пилерманом спрятала бриллианты. К счастью, они были в тайнике. Таня быстро их достала. «Попляшешь теперь у меня…» – злорадно подумала она, унося бриллианты с собой.
Думать особо времени не было. Таня кралась по ночному Привозу. Она спрятала бриллианты в ступеньках бывшей лавки ростовщика Кацмана, которой теперь управлял его сын, на том самом месте, где нашли мертвого младенца…
Глава 21
Помощь Володи. Имя убийцы. Труп в мебельной мастерской
Таня стояла у дверей своего сгоревшего дома, вдыхая приторный запах гари, разлитый в воздухе. Был ранний рассвет. Дом сгорел дотла. Воздух был ужасен. Тане казалось, что им пропахли ее волосы, одежда, кожа. Кое-где еще мерцали алые отблески, отголоски страшного пламени, бушевавшие здесь всю ночь. В черных обугленных досках эти алые огоньки были похожи на пляшущих чертей, вырвавшихся наружу из самого ада.
Тане было страшно по-настоящему. Вот уже вторично ее дом сжигали, и ей казалось, что по пятам за нею следует ад – страшная плата за все ее грехи. К счастью, двор был безлюдным, жильцы других квартир куда-то попрятались. Те, кто пострадал от пожара, уже успели выудить из обугленных руин то, что осталось от их вещей.
Из вещей Тани не уцелело почти ничего, страшно было даже смотреть. Но за последнее время у нее сформировалось какое-то странное отношение к вещам – ей было их совершенно не жаль, и она весьма философски относилась к их потере. Она не жалела о вещах, и сама не могла понять почему. Жизнь научила ее этому.
Таня сама не знала, зачем пришла на пепелище. Какая-то странная сила влекла ее сюда, и ей казалось очень важным прийти именно к этому месту. Но это оказалось тяжелей, чем она думала. И когда она подошла к обгоревшим руинам дома, слезы закапали из ее глаз.