Ну а солнце… Солнце рано или поздно сгорит, пытаясь нас согреть.
Черная зависть
(О любви. Порнографично в меру)
Пролог
Недавно я был в бане. Общей. Помимо завсегдатаев, в этот раз прибыла группа иностранцев с целью экскурсии «до национального колориту». Они вошли в парную, как в музей, улеглись на самый верх и стали ждать, как мне кажется, мыльного массажа и happy-ending. Банные «дембеля» посмотрели на «салаг» с сочувствием и ехидством. Последним зашел маэстро с опахалом.
— Ну что, мужчины, погреемся?
— Николай Петрович, у нас тут санкционный товар неожиданно в парной обнаружился. Что делать будем?
Все засмеялись, громче всех смеялся хор санкционного товара, так как русского языка не понимал. Меньше всех — «экскурсовод».
— Ну как что, сожжем к ебеням.
В бане я редкий гость, стою тихонечко внизу и до реального жара не доживаю, но тут решил продержаться.
Пар пошел, Николай Петрович начал отжигать в прямом смысле этого слова. Опахало разгоняло горячий воздух и даже внизу становилось практически невыносимо. Через минут пять-семь начали раздаваться полуистеричные реплики.
— Петрович, жги! Баня для русских! Янки гоу хоум.
— Холодно что-то, поддай!
Первый иностранец не вытерпел и с какими-то проклятиями на испанском вылетел из парной. Трое оставшихся держались. Наши тоже постепенно сдавались.
— Сдохнешь тут с этими санкциями, — с этими словами из «медного быка» вылез пухлый мужчина с затылком профессора. Вскоре наверху остался один иностранец и горстка бывалых. Наши отчаянно вопили:
— Дожмем пармезан!
Я практически лег на пол, но терпел. Из любопытства. Рядом со мной вжался в доски «экскурсовод».
— Помрет же сейчас…
Он не выдержал и взмолился:
— Я вас очень прошу, предлагаю ничью, убьем парня — меня ж посадят.
— Ну что — ничья?!
Крепкий, сука, ну ладно, дадим гражданство, если что. Ничья!
Испанец стек в душевую, но лицо его светилось счастьем. «Дембеля» жали ему руку и стыдили остальных. Никто ничего не понимал, но было весело и интернационально.
Я гордился теми и другими, думал о простоте международных отношений и вспомнил неоправданно забытую уморительную историю из девяностых о «негре» в бане. Заранее прошу прощения, в данном произведении «негр» используется как исторический эвфемизм и цитата. Обиженные могут назвать меня «снежком». А так, разумеется, мы говорим об афроамериканцах, но в 94 году мы этих слов не знали, и их точно не знали основные герои рассказа.
Переходим к основной части этой предельно романтической истории.
Девяностые. Еще недавно американцев мы видели только по телевизору, затем они стали присылать нам гуманитарную помощь и наконец приехали сами. Авантюристы, туристы, экономисты, представители бесконечных фондов и, разумеется, студенты по обмену. Уже сейчас я понимаю, что даже студенты были авантюристами, иначе как объяснить столь необдуманный поступок молодого человека из благополучной страны. В Америке, как мы знаем, есть не только белокожие, но и их антиподы, которые тоже решили попробовать Россию на вкус.
С одним меня свела студенческая судьба. Звали его по нынешним временам эпически — Карл.
Карл, его звали Карл. Карл! Карл!
Тогда его имя вызывало другие ассоциации. Он никак не мог понять, почему его все спрашивают про кораллы, а один из нашей тусы даже попытался перевести скороговорку на английский. Венцом каждой вечеринки с участием Карла было чтение им знакомого всем с детства речитатива.
Мы пили спирт Рояль с вареньем и ухохатывались над дутыми губами, пытающимися произнести заветную Клару и Co.
Я хорошо запомнил Карла. Некоторое время мы переписывались, и каждый раз, заходя в бургерную Carl’s Junior, я думал, что надо бы узнать, как там мой загорелый друг.
Карл был американец, по-моему, из Сиэтла, приехал по обмену чуть ли не в Кулек (Институт Культуры), сейчас не вспомню уже. Был тщедушен и стеснителен. В какой-то несуразной одежде, с грустными глазами и веселыми скулами. Черный как ночное море, то есть с чуть заметным отблеском.
Виделись мы нечасто, он был из другого ВУЗа, и пересекались только на квартирных тусовках. Тем не менее я как большой международник показал парню музей и однажды позвал в баню.
Меня самого туда пригласили, скажем так, спортивного вида товарищи. Они предупредили, что баня общая и будут также дружественные представители организованной преступности, которые тоже любят народные традиции.
Прибыли вдвоем в самый разгар мытья. Встретили нас сначала тишиной, а потом дружной сатирой уровня школьных анекдотов:
— Саня с рубероидом пришел, а крыша у нас вроде не течет, да, Серега? — рука Сереги была размером с пол Карла.
— Свет не выключайте, проебем негра. Как его найдешь в темноте.
— Не мог негритянку братве подогнать?!
— Сейчас мы его отмоем наконец!
— Он по-русски понимает, — предотвращая разгул фантазии, порадовал я общественность.
— И мы понимаем, так что пусть не ссыт. Hello Africa! Sit down. Пусть пожрет хоть нормально, доходяга. Голодаем, недоедаем? Слышали!
— Я из Америка, спасибо.
— Охренеть! И правда говорит!
— У него папа врач, между прочим.
— Да ладно, мы шутим, дружба народов, все дела, пойдем париться.
В парной дословно повторилась сцена из московской бани, разве что вместо опахала раскручивали простыню, да шутки про Карла были пожестче, но не обидные. Американец держался молодцом и вскоре все вывалили в душевую. Карл снял простыню в ожидании своей очереди и создал вокруг себя вакуум. Голого Карла мы до этого не видели. Увидели.
Тишина была пронзительной. Грубо говоря, если сложить все, что у нас было, получилось бы то, что имел Карл. Вы помните руку Сереги? Ну вот немногим меньше. Общественность взирала на достоинство с достоинством.
— Нда… — разрезал воздух самый возрастной товарищ. В этом «нда» можно было услышать столько оттенков, что хватило бы на отдельный рассказ. — Хорошо, что я это только в старости увидел.
— Саня… А ты на хуя его привел? — с тоской, переходящей в «предъяву», спросил Серега.
Карл, вероятно, не первый раз был в такой ситуации и даже вроде бы покраснел, по крайней мере, белками глаз. Красные глаза. Тщедушный Карл. ОН. Суровые мужчины. Тишина, непробиваемая даже журчанием воды в душевых.
Неожиданно ситуацию разрядил еще пока счастливый человек, выливший на себя ведро ледяной воды и вбежавший в душевую с гиканьем:
— Э-э-э-эх, водичка, аж мозги съежились, х… бы свой найти!