— Нет. Я в Загробной жизни. Но я могу приходить к тебе, если ты будешь во мне нуждаться, Рапс. После всего того, что ты для меня сделала, я твоя должница.
Рапсодия растерянно провела рукой по лицу.
— Я не понимаю.
— Конечно. — Джо откинулась на спинку стула и скрестила руки на груди. — Ты и не поймешь. К сожалению, я не могу тебе объяснить. Это недоступно твоему пониманию. — На ее губах появилась ироническая улыбка. — Забавно, не правда ли? В жизни ты всегда пыталась мне объяснять разные вещи, которых не понимала я.
— Расскажи о Загробной жизни, Джо, — неуверенно попросила Рапсодия.
— Не могу. Ну, могу, но ты не поймешь. У тебя не получится. Необходимо сначала пройти через Врата Жизни. Здесь ты видишь лишь очень немногое, и тебе можно знать лишь то, что позволено по эту сторону Покрова Радости. Пройдя сквозь Врата, ты узнаешь все. Извини, Рапс. Я бы очень хотела, чтобы ты поняла.
— Ты счастлива, Джо?
Ее сестра улыбнулась.
— Я удовлетворена.
— Но не счастлива?
— Слово «счастлива» употребляется по твою сторону Врат. Это лишь часть удовлетворения. Ты не поймешь, но, если тебе станет легче, могу сказать, что я счастлива. Я говорю тебе правду.
— Я хочу, чтобы ты была счастлива, Джо. Извини за все то, что я тобой сделала.
Джо из сна отложила кинжал в сторону и задумчиво посмотрела на Рапсодию.
— Если хочешь, чтобы я была счастлива, ты не должна чувствовать себя виноватой, ведь мне тоже доступно чувство вины. То, что ты сделала для меня, Рапс, позволило мне жить вечно. Ты и моя мать — единственные люди, которые когда-либо любили меня. Ты мне все время внушала, что моя мать меня любила, и оказалась права. Благодаря тебе мне удалось ее найти по эту сторону Врат.
Джо засунула кинжал в сапог и встала.
— Мне нужно идти. Не надо. — Она предупреждающе подняла руку, когда Рапсодия снова попыталась сесть. — Не оставляй этих детей, Рапс. Ты шутила, говоря, что являешься их бабушкой, но связи в Загробной жизни имеют обоюдный характер, если ты понимаешь, о чем я говорю. Сейчас ты пытаешься разрубить цепи, которые утащат их после смерти в Подземные Палаты. Ты знаешь, я не слишком люблю детей, но никто не заслуживает такой участи. Пока.
Дверь за ней закрылась, но в блаженном и растерянном состоянии Рапсодия пребывала еще долго.
В течение следующих ночей Джо продолжала ее навещать. Сон длился всего несколько минут, поэтому Рапсодия научилась говорить то, что лежало у нее на сердце, едва только ее сестра появлялась. И вот однажды Джо заявила, что больше не придет.
— Ты уже знаешь большую часть ответов, — сказала она, видя, что Рапсодия изо всех сил пытается сдержать слезы. — Я тебя люблю, мне нечего прощать. И, по твоему определению, я счастлива. Пусть и к тебе придет счастье, Рапс. — Она встала и, не обращая внимания на мольбы Рапсодии задержаться еще хотя бы на минуту, решительно вышла, закрыв за собой дверь.
Несмотря на успокаивающий аромат свечей, Рапсодия опустила голову и предалась скорби. И тут она почувствовала, как нежная рука коснулась ее лба. Рапсодия подняла голову и увидела перед собой лицо, такое знакомое и так похожее на ее собственное.
— Не плачь, Эмми. — Нежные руки матери осторожно стирали слезы с ее щек.
Наконец все закончилось. В один из ясных дней, ничем не отличавшийся от других, леди Роуэн встретила Рапсодию в лесу и протянула ей тонкий флакон, наполненный черной, как сама ночь, жидкостью. Когда Рапсодия недоуменно посмотрела на него, леди Роуэн улыбнулась:
— После стольких дней страданий ты могла бы его и узнать.
Глаза Рапсодии широко раскрылись.
— Его кровь? За семь лет из десяти человек?
— Здесь все, что осталось. Мне удалось выделить экстракт, сущность демонической природы, зло в чистом виде.
Певица содрогнулась.
— А ее безопасно перевозить?
— В течение некоторого времени, но не слишком долго. Советую тебе как можно быстрее передать флакон в руки дракианина. — Затем она разжала другую ладонь, в которой лежал второй флакон, сделанный из серебристого гематита, минерала, который лирины называют камнем крови. Он имел изогнутую форму, а на дне было сделано небольшое утолщение. Леди Роуэн вытащила широкую пробку из изогнутого флакона, вложила в него стеклянный, тщательно закрыла его и протянула Рапсодии.
— Положи флакон в ножны Звездного Горна, в самый низ, куда не достает клинок. Сила стихий огня и звезд будет удерживать кровь демона, пока ты не передашь флакон тому, кто ищет ф’дора.
Рапсодия кивнула, все еще не решаясь взять флакон.
— Значит, теперь я могу уйти?
— Да.
— А дети?
— Каждый, кто захочет, может уйти с тобой. Кто не захочет, останется здесь, они заслужили право на вечный покой, если таковым будет их выбор.
Рапсодия кивнула и с трудом улыбнулась.
— Я буду вечно благодарна вам и лорду Роуэну за вашу любезность. — Она неохотно взяла флакон.
Леди Роуэн серьезно посмотрела на нее.
— Не стоит, Рапсодия. Ответная любезность, как правило, обычно не обходится без жертв. Полагаю, мне не нужно напоминать тебе об этом.
Рапсодия хотела спросить, не должна ли она принести новые жертвы, но из домиков со смехом выбежали дети и принялись звать ее к себе. Леди Роуэн еще раз одарила Рапсодию улыбкой, а затем ее облик начал таять. Рапсодия с тревогой оглянулась и увидела, что неподалеку стоит Константин. Она протянула к нему руку, и он подошел.
— Пойдем с нами, — предложила она, взяв его пальцы в свои ладони.
Гладиатор покачал головой:
— Нет, я останусь здесь.
На глазах Рапсодии появились слезы.
— Почему?
— Сейчас не время. — Его голос был нежным и глубоким, как море.
В голосе Рапсодии появилось отчаяние. Полог Тумана густел.
— Пожалуйста, пойдем с нами, Константин, я никогда тебя не увижу.
Туман скрыл все, кроме его блестящих голубых глаз, подобных двум сапфировым маякам.
— Придет день, и мы встретимся. — Он опустил веки, и туман полностью скрыл гладиатора.
Она позвала его, но в ответ услышала лишь шелест ветра в кронах деревьев. Рапсодия закрыла лицо руками, ощутив ледяные слезы на щеках.
— Рапсодия, посмотри! Меч!
Она опустила руки и в нескольких шагах от себя увидела Звездный Горн, пламя которого вздымал ветер. Меч пo-прежнему стоял вонзившись острием в землю. Падающие снежинки тонким белым покрывалом укутали его рукоять. В царстве Роуэн прошло семь лет, здесь миновало несколько часов.
Она вспомнила о Константине, о его взгляде в ту ночь, когда он сжимал в объятиях ее образ, о его глазах, что исчезли в густом тумане за Покровом Гоэн. «Покров Радости», — печально подумала она и вспомнила наполненные покоем дни и ужасающие ночи. «Я желаю тебе познать радость», — сказал Патриарх. Возможно, после ее ухода Константину суждено стать счастливым.