— Что случилось, сын мой? — спросил священник.
— Мост очень ненадежный, ваша милость. Лед сломал одну из опор. Нам придется повернуть и ехать на север до Рыбачьего Причала, это ближайшее место, где мы можем пересечь Пхон.
Священник кивнул, и маленькое окошко закрылось.
Он окинул презрительным взглядом своих спутников, которые на разные голоса храпели во сне. Каждый из них наслаждался блаженным отдыхом, в отличие от него, не помнившего, когда он вообще мог уснуть ночью.
С самого лета — а может быть, даже раньше — он перестал нуждаться во сне, его дни и ночи проходили в постоянном напряженном бодрствовании. Человеческое тело, в котором он находился, иногда уставало, но никогда не расставалось с сознанием. В ночной тишине его мысли медленно текли, сменяя друг друга, он впадал в состояние, близкое к медитации, заменявшее ему сон. В каком-то смысле он походил на человека, разгуливающего во сне, но осознающего все, что вокруг него происходит. И дожидающегося наступления дня, когда отступит ночь.
И начнется кошмар.
Время почти пришло.
60
Юго-Западный Наварн, на границе леса Тириан
— Ой знать не знал, что ты умеешь делать флейты, — заявил Грунтор, глядя на умирающий огонь, который они развели в своем маленьком лагере на границе Тириана. — У тебя, оказывается, полно талантов.
Он поглядел на лес и подумал, что если они будут идти своим обычным шагом, то прибудут во дворец за день до коронации.
Акмед осторожно вворачивал заостренный штырь в длинный, покрытый лаком инструмент, случайно обнаруженный в окованном медью сундуке в хранилище Гвиллиама.
— Мне не нравится, когда у меня нет оружия. Эта флейта — подарок для Рапсодии. Думаю, она очень древняя. А если нет, то будет выглядеть такой, когда я закончу работать над ней.
Наконец Грунтор все понял.
— И от кого ты ожидаешь пакостей на коронации?
— Ни от кого. Или от кого угодно. Лирины очень серьезно относятся к своему правилу «без оружия». Когда я подобрал эту штуку, я хотел использовать ее вместо посоха, но потом подумал: а вдруг туда явятся незваные гости?
Грунтор кивнул, и Акмед добавил:
— Лирины будут ее охранять, но я намерен подготовиться к любым неожиданностям.
— А какие стрелки сгодятся для твоей «флейты»? — поинтересовался Грунтор.
— Тяжелые. Вот почему мне нужно расширить ее внутри.
— Ну и поганый же звук у нее будет!
— Вряд ли Рапсодия обратит на это внимание. Особенно если эта штука поможет ей остаться в живых.
Они занимались своими делами, пока огонь в костре окончательно не погас, затем Грунтор покормил лошадей, накрыл их одеялами на ночь и собрался улечься спать между Акмедом, чья очередь была охранять их лагерь, и кострищем. Бросив взгляд в сторону друга, он спросил:
— А ты ей расскажешь, что еще умеет ее флейта, кроме того, чтобы музыку играть?
— Нет. Ей не нужно этого знать. Я надеюсь, тебе удастся вытащить стрелки из тел, прежде чем она их увидит. — Акмед сел поудобнее. — Очень важно, чтобы она ни о чем не догадалась. Она должна думать, что сама может о себе позаботиться, что никто не стоит у нее за спиной.
Грунтор сердито вздохнул и проворчал:
— Ой ненавидит ей врать. Вы то и дело все врете, меня бы уже давно стошнило. Как вы только себя терпите?
— Да, мы врем. Все, кроме тебя, друг мой. Стоит только сказать правду про что-то одно, как придется говорить и про все остальное. Ложь помогает нам себя выносить. Я очень надеюсь, что ты проживешь достаточно долго, чтобы понять, что я имею в виду.
Однако Грунтор, давно привыкший к звучанию этого поразительного голоса, уже спал.
Дворец лиринов в Ньюид-Дда
Рапсодия выглянула во двор: вокруг царила ночь. Подготовка к коронации шла весь день и закончилась лишь с наступлением темноты. Деревья в Тириане украшали гирлянды из зимних цветов и колокольчиков, звенящих на ветру.
Во дворе построили высокий помост, а вокруг него скамьи для почетных гостей, причем все было рассчитано таким образом, чтобы гости могли свободно подойти и поздравить новую королеву лиринов. Стук молотков и визжание пил наводили Рапсодию на мысли о виселице. Очень подходящее сравнение, учитывая, что она чувствовала себя пленницей, которую на рассвете ждет смерть.
Теперь же, когда грохот стройки смолк, она открыла огромные застекленные двери балкона и впустила в комнату ночной воздух. Ветерок подхватил занавески и принялся с ними играть, а Рапсодия с удовольствием вдыхала чистый свежий воздух на редкость теплой для зимы ночи. Листья золотянки, украшавшие балдахин над ее кроватью, тихонько зашуршали, когда она села, больше всего на свете желая оказаться в Элизиуме.
Занавески вновь затрепетали, раздуваемые легким ветерком, и из теней на балкон выступил закутанный в плащ человек, который тут же прошел в комнату. Рапсодия испуганно подняла голову, но уже в следующее мгновение с облегчением улыбнулась и, соскочив с кровати, поспешила навстречу гостю.
— Ты пришел! Я так надеялась, что ты придешь. Как же я рада тебя видеть!
— Виселица почти готова, — грустно улыбнулся Акмед. — У тебя еще есть время сбежать.
— Не искушай меня. Я рассчитывала, что ты меня поддержишь. — Рапсодия взяла плащ Акмеда и повесила в шкаф.
— Новых миров, куда ты могла бы бежать, не осталось, — заметил Акмед, взяв в руки графин с бренди, который стоял на буфете, и тяжелый хрустальный стакан.
Рапсодия вздрогнула. Воспоминание о Корне по-прежнему оставалось ярким, даже спустя столько времени.
— Я думала, ты пришел, чтобы поднять мне настроение.
— Окно открыто, нам никто не помешает уйти, — сказал Акмед, усаживаясь на обтянутый бархатом стул у камина.
— В таком случае чего ты тут расселся?
— А я хочу немного отдохнуть. — Акмед посмотрел на огонь, ровно горевший в камине. — Рано или поздно тебе все равно придется выбрать место, где ты останешься жить навсегда. Чем это тебе не подходит?
— Замечательно, — со вздохом сказала Рапсодия. — Меня уже изгнали из Элизиума. Ты проделал такой путь, чтобы сообщить, что у меня отняли мой герцогский титул и владения?
— Нет, конечно. — Акмед сделал глоток бренди. — Теперь твой Элизиум понадобится тебе больше, чем когда-либо.
Рапсодия подошла к окну и закрыла балконную дверь, затем повернулась и прислонилась к ней спиной, сложив на груди руки и разглядывая Акмеда.
— Почему у меня такое необычное, диковинное ощущение? Может быть, это значит, что я совершаю ошибку?
— Я был бы гораздо сильнее обеспокоен, если бы у тебя такого чувства не возникло, — усмехнулся Акмед. — Интуиция тебе сейчас не помощник. Хорошо, что ты волнуешься, по крайней мере ты ввязываешься в это с открытыми глазами.