— Я знаю. Мы бросим жребий. Кто вытянет короткий стебелек, прыгнет со скалы на камни. Понял?
Зорко вздрогнул в ответ. Взглянул наверх.
— Не с этой, — сказал Лён. — Здесь не очень высоко. Вон оттуда. — Он затылком показал назад, где изгибался в сторону моря желтый каменный рог высотой с пятиэтажный дом. Под ним было нагромождение ракушечных глыб. — Там уж наверняка… Я даю слово, что исполню жребий. А ты?
— Хорошо…
Зоркино «хорошо» прозвучало очень уж обыкновенно. Может быть, Зорко просто устал от всего этого. Лён, по крайней мере, устал. Даже спать хотелось.
Зорко обошел Лёна и, прихрамывая, двинулся к тропинке.
Они поднялись на каменные зубцы. Слева была крепость, справа дамба через пролив и белый праздничный город. Слышен был многоголосый шум рынка, звон колоколов, музыка.
А впереди было очень синее море.
Скала острым треугольником вдавалась в эту синеву. Туда, на самую оконечность, тоже вела тропинка.
Зорко глянул вопросительно.
Лён нагнулся, сорвал два сухих стебелька.
Грело солнце, трещали кузнечики и горьковато пахло травой «Конская грива».
— Вот смотри: длинный и покороче. Кто будет держать?
— Держи ты, — еле слышно решил Зорко.
— Ты мне доверяешь?
— Конечно, — слегка удивленно сказал Зорко.
— Тогда… вот. Тяни…
Зорко прислонил к плечу голову. Согнутым мизинцем почесал подбородок. Вздохнул и потянул…
— Короткий…
У Лёна колотилось сердце. Он съежил плечи и отошел на несколько шагов. Оглянулся через плечо. Зорко тоже смотрел через плечо. На него, на Лёна.
— Лён…
— Что?
— Там под правой пушкой, под лафетом… плошка с сухими кузнечиками. Я собрал для Тиви… Ты отдай ему…
— Ладно…
— Лён…
— Что?
— Ничего! — Зорко поддернул трусики и побежал к обрыву по тропинке, сильно работая локтями. Там, у края, он вдруг остановился. Почесался ухом о поднятое плечо и прыгнул вниз.
Что сказала судьба
Это словно не он прыгнул, а сам Лён. Все в Лёне оборвалось, как при жутком падении во сне. И со всех сторон хлынул штормовой гул. Со свистом и режущим звоном. Лён сел на корточки, обхватил голову. А шум сменился пронзительной тишиной. И летел сквозь эту тишину откуда-то из дальней дали тонкий умоляющий крик:
— Лён!.. Помоги!.. Лён!..
Лён метнулся к обрыву.
Зорко висел в метре от кромки, цепляясь за выступающий камень (как бедняга успел развернуться в первый миг падения?).
Беспомощно болтал ногами, извивался. Лицо было запрокинуто.
— Лён…
Лён упал на кромку грудью. Отчаянно потянулся. Вцепился в тонкие Зоркины запястья (и вдруг вспомнил, как они с Зорко вытягивали на памятник Динку).
— Держись… Цепляйся коленом…
Он вытянул Зорко.
Оба лежали, уткнувшись лицами в жесткую траву. Дышали со всхлипами. Наконец Зорко выговорил, не поднимая головы:
— Думаешь, я испугался?
Лён молчал. Потому что так и думал.
— Я… просто я не успел сказать… Я не хотел так сразу… Лён, я знаешь что хотел?
— Что?
— Помнишь, мы придумывали сказку про месяц? Я сочинил конец. Обидно, если никто не узнает. Я тебе сперва расскажу, а потом уж…
— Иди ты со своим месяцем…
— Лён… Я зажмурюсь, а ты меня толкни. Ладно?
— Дурак.
— И зачем мы только встретились? — Это Зорко спросил с такой тоской, что Лён дернулся, как от ожога. И сел.
— Затем, чтобы помешать друг другу! Мы воюем! Ты и я! И наши страны! Мы дали клятву!
— Я понимаю… — Зорко тоже сел. — Но ведь мы же могли и не встретиться. Ну, подумай! Меня могли там оттолкнуть, и я не забрался бы на памятник. Это же вот такой случайный случай! — Он поднял к лицу два сжатых пальца, словно держал букашку.
— Это судьба, — тяжело сказал Лён.
— А если она ошиблась, эта судьба? Тоже споткнулась, как я на площади. Я же просто споткнулся, и тогда меня прижали к памятнику…
«А если и правда?..»
Это было послабление себе. Своей совести. И, наверно, даже отход от гвардейской клятвы. Но… вдруг судьба и правда споткнулась?
— Ты понимаешь, что говоришь? Если мы разойдемся, то каждый принесет противнику громадный вред! Я твоей стороне, ты моей!
— Понимаю… Но, может быть, твой вред обезвредит мой… И наоборот… Ведь так бы и было, если бы я там не запнулся!
— А как мы узнаем? — беспомощно спросил Лён.
— Что?
— Ну… что судьба споткнулась случайно?
— Пусть она и подскажет.
— Снова жребий, что ли?
— Конечно!.. Ну, а если она скажет, что нет, тогда уж я прыгну… Правда.
— Никуда ты не прыгнешь! Ты… просто дашь слово, что не пойдешь к своим. И про меня не скажешь никому… Уйдешь куда-нибудь подальше, где не найдут…
— Ага! И всю жизнь быть дезертиром! И эта штука будет сидеть в голове и напоминать! — Он хлопнул себя по лбу.
«Наверно, у него в памяти такая же схема, как у меня. Похожая. Тот же способ зашифровки…»
Лён встал.
— Пошли!
— Куда?
— Жребий должен быть самый точный, не травинки. Чтобы судьба не ошиблась снова.
Старик встретил их на площадке.
— Где это вы, господа, гуляете? В голом виде и без завтрака… И где вы так исцарапались?
Лён торопливо сказал:
— Дедушка Август, у вас есть бумага и карандаш?
— Что за вопрос! Я все же доктор наук… — Старик вытащил из брючного кармана блокнот для записи поправок хронометра. В блокнот был вложен плоский фломастер.
— Можно листик? — Лён схватил вырванный лист, разорвал на два, на четыре, на восемь квадратиков. — Дедушка Август, напишите на одном «нет», а на другом «да»!
— Зачем это?
— Мы играем, — сказал Зорко. — У нас получился спор, и судьба должна решить: да или нет? А про что — пока тайна…
Он говорил так живо, будто и правда игра.
— Ну играйте, играйте… Только не забудьте к обеду начистить картошки… А теперь отойдите, не подглядывайте.
— Ладно! — почему-то обрадовался Зорко. — А вы скатайте бумажки в шарики. Лён, идем…
Они отошли на пять шагов, встали к старику спиной. А тот сказал через полминуты: