Бабушкин внук и его братья - читать онлайн книгу. Автор: Владислав Крапивин cтр.№ 45

«Вы не бойтесь, я полежу немного и пойду».

«Куда же ты пойдёшь?»

Молчит.

Я говорю:

«Рассказывай, кто ты и откуда».

Вот тогда он слабым голосом и выложил мне своё жизнеописание… А потом предупреждает тихо, но решительно:

«Только не отдавайте меня в милицию. Опять затаскают по приёмникам. Я через это уже прошёл…»

«Ну а где жить-то будешь?»

Вот тут-то он и сказал:

«А можно у вас? Хоть немного. Я вам помогать буду…»

Я, наверно, проявил слабость характера. Но сказать «уходи»… Понимаешь, Саша, язык у меня не повернулся…

Мы уже не стояли у дверей, а сидели на диване напротив часов. Они качали медный маятник. Всё, мол, понятно, мы на своём веку и не такое видали.

Геннадий Маркович правду сказал: не было у него большого опыта, как общаться с детьми. Те, кто думают, будто умеют это, разговаривают с мальчишками… ну, как с мальчишками. А Геннадий Маркович говорил со мной, будто со взрослым соседом, который зашёл его проведать. Делился заботами. Я не удивился бы, если бы он вдруг сказал мне «вы».

Нет, на «вы» он не обращался, но разговаривал всерьёз. И с горечью.

— С тех пор я живу в страхе. Он то валится с очередной хворью, то исчезает до позднего вечера и я не могу найти себе места… Однажды приходит с огромным синяком. Говорит, что продавал газеты и его побили другие мальчишки. Конкуренты, так сказать.

«Зачем ты, — говорю, — полез в это дело? Тоже мне коммерсант».

А он:

«Заработать хотел. Вы и так вон сколько на меня тратите…»

Господи, да какие тут траты! Разве в этом дело? Я просто не знаю, как быть. Придёт осень, ему надо в школу, а у него же никаких документов! И кто я ему? Не родня, не опекун. Мне скажут: какое вы имеете право держать у себя чужого ребёнка? И ребёнок — опять в бега. А я… во-первых, как-никак отвечаю теперь за него. Да и привязался уже, надо сказать. Вроде как родная душа появилась на старости лет… Но что я могу? Его надо учить, надо лечить…

Я сидел — без вины виноватый. Чем я мог помочь? Привести домой юного беженца и сказать: «Можно он будет жить у нас?» Представляю круглые от ужаса мамины глаза: «Для начала он перезаразит нас чем только возможно! А потом унесёт из квартиры последнее!» А отец? Пожмёт плечами: «Мы не можем облагодетельствовать всех несчастных. Это дело государства». Даже бабушка и та, скорее всего, жалобно охнет: «Алик! Мы же и без того еле сводим концы с концами…»

Я нерешительно сказал:

— Ну, насчёт «лечить» Ивка ведь обещал…

— Ты думаешь, этот мальчик говорил всерьёз?

— Да. Ивка такой. Он зря не говорит… Может быть, мама его сумеет выхлопотать Арунасу медицинский полис. Это ведь уже будет документ. По нему можно, наверно, выписать и другие. Вы можете сказать всякому начальству, что Арунас ваш родственник и никого у него больше нет, потому что беженец…

— Сказать-то я могу… Я много чего могу. Кроме одного… Мне семьдесят второй год. В этом возрасте люди идут по жизни, как по минному полю. Сегодня есть человек, а завтра…

— Ну, зачем вы так! Прямо как моя бабушка… Иногда люди и до ста лет живут!

— Я, Саша, часовой мастер. Я умею слушать механизмы. Бывает, что часы останавливаются из-за отдельной поломки. А бывает, что у механизма общая усталость. Он состарился целиком. Заводишь его, а он через минуту останавливается. Толкнёшь, он тикнет два раза, и опять тишина… Вот и я теперь такой же. Мой маятник ходит туда-сюда по инерции. Но в любой момент может случиться такое, когда ремонт уже бесполезен. И тогда что?.. Я могу завещать ребёнку это убогое жильё, остатки коллекции, но куда он денется один? Кому они сейчас нужные такие? В этом обалдевшем от зла и равнодушия мире…

«В Озме…»

Я по-прежнему не знал, что сказать (а свернувшийся калачиком Арунас всё так же бесшумно спал в кресле).

Геннадий Маркович с трудом поднялся с дивана.

— Саша… ну, ты, значит, ещё зайдёшь к нам, да? И твой брат…

— Брат?

— А разве Ивка не братишка твой? Вы так похожи… Не внешностью, а… внутренне, так сказать. Извини, если ошибся…

— Да нет, всё правильно, — неожиданно сказал я. — Конечно, мы придём, Ивка же обещал. И я… Надо ведь и часы будет проверять… Если они остановятся, вы не думайте, что это плохая примета. Это значит, опять к вам пробрался Квасилий. Ему триста лет, а характер как у маленького…

И я заспешил домой.

Дома была паника.

— Где ты был?! Отвечай: где тебя носило? — Это мама.

— Оставьте женские эмоции. Вот он, жив и благополучен, и со спокойной совестью… — Это папа. Сдержанно, однако с облегчением в душе (я же вижу).

А бабушка:

— Тебе не стыдно? Сказал, что пойдёшь к Вячику, не показал у него носа и пропал до вечера!

— Ба-а… Мы с Ивкой ездили на кладбище.

— Что?.. Ну, допустим… Ну, я понимаю… А разве нельзя было позвонить откуда-нибудь из автомата?

— У меня же ни жетона, ни денег…

Отец сказал, что за такое время можно было съездить не только на городское кладбище, но даже на Новодевичье в матушке-столице. И пошёл из кухни.

— Ба-а! Ивкина мама и Соня послезавтра уезжают к Мите, а потом ещё в Нижний. А на Ивку не хватило денег, его оставляют почти одного. Ну, с соседкой. Пусть он лучше поживёт у нас, а? — Это было главное, что я хотел сказать.

Бабушка и мама посмотрели друг на друга. Отец остановился в дверях.

— По-моему, здесь нет вопроса, — суховато сказала мама. — Как можно оставлять ребёнка одного? Или даже с соседкой. У соседки наверняка хватает своих проблем…

— Я сейчас же позвоню Стоковым, — решила бабушка.

— У них же телефон не работает! Я завтра съезжу сам.

— Телефон работает. Я уже звонила им, когда разыскивала тебя… по всему городу. Ивкина мама, к сожалению, не знала, что ты укатил вместе с ним…

Я чувствовал, что отец смотрит на меня. И поэтому глядел на телевизор. На экране опять за кем-то гонялись, в кого-то стреляли. Отец сказал:

— Видимо, твоё решение не ехать с нами окрепло окончательно?

— Не могу же я оставить Ивку…

— Я был бы счастлив, если бы дело было только в Ивке, — устало проговорил он.

Я промолчал. И правильно. Не хватало ещё поссориться снова.

Перед ужином пришёл к нам Вячик. Надутый. Спросил, где я гулял целый день.

Я рассказал про встречу с Ивкой, и про Арунаса, и про поход на кладбище.

Вячик насупился ещё больше: