Калинова Яма - читать онлайн книгу. Автор: Александр Пелевин cтр.№ 27

— Да потому что вы даже сами не понимаете, во что ввязались!

Вдалеке раздался гудок паровоза. Это был поезд до Брянска: он отходил от станции. Гельмут молчал, ему снова стало не по себе.

— И третье, самое важное. Когда сядете в поезд, не вздумайте уснуть. Можете пить кофе, читать книги, что угодно — только, умоляю, не засыпайте.

— Это очень странные советы.

— Я знаю. Я должен был рассказать вам это. Все-таки мы друзья. А друзья должны помогать друг другу.

Друзья, подумал Гельмут. Впервые видимся и больше никогда не встретимся, а уже друзья. Может, он болен?

— Да, хорошо, — ответил он. — Я учту.

— Теперь будем расходиться. Я выйду первым. Вы после меня. Когда я закрою дверь, досчитайте до ста и выходите. Не забудьте ваш передатчик.

— Хорошо.

Юрьев подошел к двери, с силой потянул ее на себя: в глаза больно ударила полоска яркого белого света. На пороге он обернулся и добавил:

— И опасайтесь человека по фамилии Орловский.

Сильным движением он закрыл дверь. От дуновения ветра погасла свеча, оставив после себя жженый запах воска. Гельмут оказался в абсолютной темноте, пошатнулся, вновь почувствовал себя слепым, нащупал руками край стола, схватился за него, как за спасательный круг. Ему опять стало страшно.

— Один, два, три, четыре…

«Какой к черту Орловский, почему опять Орловский, что за сумасшедший парень этот связной».

— Двенадцать, тринадцать, четырнадцать.

«И эти его дурацкие советы. Молодой дурачок, захотел поиграть в шпионов, запудрить мозги».

— Двадцать пять, двадцать шесть, двадцать семь…

«Не понимаю, во что ввязался? Мальчик, мне почти тридцать шесть, я прошел через такое, что тебе и не снилось».

— Сорок, сорок один, сорок два.

«Да пошел он к черту. Сопляк».

Досчитав до сорока двух, Гельмут выругался, нащупал ручку чемодана, подхватил его и пошел к выходу. Потянул за дверную ручку, открыл с тяжелым скрипом, вышел на крыльцо.

На улице снова было жарко и безветренно. Напротив стоял деревянный дом с резными наличниками. За окном сидел, прикрыв глаза, толстый рыжий кот. Под забором на скамейке сидел, покачивая головой, седобородый дед в грязной рубашке, у его ног дремала собака. В воздухе пахло свежескошенной травой и навозом. Направо дорога уходила в горку, налево раздваивалась и скрывалась за лесом. Гельмут вдруг понял, что не помнит, как шел сюда.

Он растерянно посмотрел вправо, туда, где дорога уходила наверх. За возвышением не было видно ни здания станции, ни проводов — никаких признаков железной дороги. Это было странно. Но когда он поднялся по дороге, вдали действительно показалась станция с уходящими вдаль рельсами и проводами.

Идти до станции оказалось дольше, чем от нее: несколько раз Гельмут ходил кругами и вместо железной дороги выходил то к заросшему тиной пруду, то к речке, то и вовсе упирался в сплошную стену темных дубов, растущих почти вплотную друг к другу. Через полчаса блужданий он все же вышел к станции, с облегчением выдохнул и ускоренным шагом прошел внутрь. Ему порядком надоело тащить с собой чемодан с передатчиком.

В здании вокзала, как всегда, было прохладно и сонно. У входа стоял милиционер, за окном кассы дремала пожилая женщина. На скамейке в зале ожидания сидел седобородый старик в грязной рубашке.

Гельмут вдруг подумал, что этот старик больно уж похож на остальных, которых он видел в этом городке. Будто они все одинаковые. Может, братья? Та же всклокоченная борода лопатой, те же седые волосы, выбивающиеся из-под темной шапки, та же грязная русская рубаха с косым воротом, те же дырявые ботинки с черными обмотками.

А может, это один и тот же старик?

Черт с ним, подумал Гельмут. Надо выбираться отсюда.

Ему несказанно повезло: ближайший поезд до Минска отправлялся через два часа, в 17:40. Купив билет в жесткий вагон на фамилию Воронова, Гельмут расслабился и решил посидеть на лавочке, стоящей на платформе. Главное — не заснуть. Глаза слипались, жара навевала сонливость, и этот зевающий милиционер у входа, и сонная кассирша — все говорило Гельмуту о сне, о мягкой подушке, о том, как хорошо закрыть глаза, потянуться и провалиться в сладкую темноту.

Он вышел на платформу, сел на скамейку, поставил рядом чемодан, достал папиросу и закурил. Надо было как-то подождать два часа. А потом — на полку и спать. Да, думал Гельмут, на полку и спать, и проспать до самого Минска. Он сладко прикрыл глаза и затянулся дымом.

— В Минск едешь, мил человек? — раздался над ухом старческий голос.

Гельмут открыл глаза и повернулся. Возле скамейки стоял тот самый старик, которого он видел в здании станции.

— Да, — Гельмут растерялся.

— Минск, — мечтательно протянул старик, опершись на трость. — А у меня там родня. Сам-то я отсюда, из Калиновой Ямы, тут родился, тут и помру. А в Минске внук у меня.

Старик сел рядом с Гельмутом, не спрашивая разрешения, и продолжил говорить:

— У меня-то в Минске, слышь-ка, внук, Анатолий. Пять лет как туда уехал, все письма пишет. Он мне пишет, а я читать не умею! — он рассмеялся дребезжащим голосом. — Мне все бабка моя читает, она у меня грамотная.

Он махнул рукой, кивнул головой, задумчиво посмотрел перед собой, затем снова наклонился к Гельмуту.

— Да, да. Анатолием зовут. И письма мне пишет. Грамотный дюже! В университете там учится, прохвессором хочет стать. И пишет мне — слышь! — он ткнул Гельмута пальцем в плечо. — Пишет, что геологию изучает! Ну, я-то читать не умею, мне все бабка читает, она гра-амотная…

— Да, да, — кивнул Гельмут. Старик раздражал его. От него несло старческим потом, и говорил он слишком громко, будто не слышал самого себя.

— И вот, слышишь, он мне тут давеча пишет, что их отправили в эту. в експедицию. У Крым! Бывал у Крыму?

— Нет.

Гельмут уже жалел, что не решил прогуляться где-нибудь вокруг станции. Из-за монотонного голоса старика спать хотелось еще сильнее.

— Так вот, пишет мне, что отправили их у Крым. Ну, пишет мне, а я-то читать не умею, мне все бабка моя рассказывает. И пишет, значит, что их отправили изучать пещеры. Пещеры в Крыму! И есть там одна пещера, называется Красная, а по-ихнему, по-татарски, как его, ишь. Кизил-Коба называется. И такого рассказывал про эту пещеру! Ух! Там такие пещеры! А ты, мил человек, бывал в Крыму?

— Нет, не бывал.

Гельмуту захотелось встать и уйти, но это было бы невежливо. Старик уже не смотрел на него, он глядел вперед и медленно раскачивался вместе с палкой из стороны в сторону.

— Вот… И пишет, значит… Отправили их в эти пещеры, пошли они в горы. А там жара стоит — жуть! Так и пишет, мол, жара стояла — просто жуть! Приехали они в Симферополь, а оттуда снарядили коней и на конях, значит, к пещерам этим. Воды с собой набрали, сопровождение, значит, из местных им выделили, пять человек. А их самих десять было. И идут они на конях к этим пещерам, значит, а ему старший — Григорием звать — и рассказывает про это место. Что место это древнее-древнее. И что люди в этом краю жили аж две с половиной тысячи лет назад. Там и черепки глиняные находили, и бусы, и копья. А в самой пещере — слышь, говорит! — приносили в жертву животных. А может, и людей, кто их знает, чертей этих! И Григорий, значит, рассказывает, что как-то раз, еще в тридцатом году, когда он впервые сюда ездил, он нашел здесь черепок. С виду обычный глиняный черепок, даже внимания ему не придал тогда. А тут подходит к нему прохвессор ихний и говорит вдруг: «А ну-ка дай сюда!» Глядит, изучает его и говорит: немедленно, мол, в Москву везите. В Москву! А прохвессор этот человек умный, старый был. Великую войну прошел. Он рассказывал как-то раз, как немца бил. Было это в Галиции. И говорит: мол, сидят они в окопе, пули свистят, пушки гремят, небо черное от дыма, ничего не видать, и страшно — ну а ты думаешь, на войне всегда страшно! — и тут прямо к ним в окоп немчура вваливается! Морда толстая, сам неуклюжий — свалился и тут же от страха попятился, видать, окопы перепутал! Представляешь? Окопы перепутал! Прохвессор-то на него винтовку навел, говорит, мол, не двигайся, а тот гранату схватил и лопочет на плохом русском: не двигайся, мол, русс, а то взорву тут все! И что делать? Оба молчат, никто не знает, что с немчурой этой делать, когда он гранату держит. И прохвессор видит, что сзади к немцу тихо-тихо подбирается поручик. Корицкий фамилия поручика была, да. Он до войны в цирке выступал. Жонглером. Таких вещей про него говорили! Мог пятью бутылками жонглировать и ни одной не разбить! Как-то раз, он рассказывал, выступает он на манеже — это в Саратове было — а ему и говорят, мол, так и так, надо жонглировать на велосипеде. Он говорит — как же так, я ж не умею! А ему — учись! День до выступления, чтоб все идеально прошло! Делать нечего, почесал он репу и пошел к своему другу — а тот как раз на велосипеде хорошо умел кататься — и говорит, мол, научи. А тот друг смеется и отвечает: э, брат, как же я тебя за день такой вещи научу. Учеба, говорит, штука сложная. Вот у меня матушка из крестьян, вообще грамоту не понимала. И как-то раз попалась ей книга — купец какой-то проезжал по селу да обронил на дороге — а книга называлась «Иной свет». Этого, как его… Сирано Бержерака! Вот. Бержерака. И в книге было написано, как мужик полетел на Луну. Представляешь? На Луну! А там у них, у лунатиков этих, и свое государство, и свой король. И вот идет он.