— Тебе не кажется, что риск слишком велик?
— Он неспроста запирает свой кабинет. Остальные этого не делают. В конце концов, вокруг нас тюремные стены! Что наводит на мысль, что ему не хочется, чтобы я или кто-то из докторов заглядывал к нему.
— И каков твой план?
— Поскольку кроме него ключ есть лишь у уборщиков, я хочу налепить на дверь липкую ленту или жвачку, чтобы, когда они уйдут, она не захлопнулась.
— Похоже, твои отношения с Фицпатриком испортились.
— Мы всю неделю были готовы перегрызть друг другу глотку, а сегодня ситуация и вообще накалилась до предела.
Эвелин поведала ему о том, что Гарза пырнул Хьюго, рассказала про подделанную подпись на приказе о переводе из одиночной камеры и даже про то, что она обвинила Фицпатрика в обоих убийствах.
— Ни фига себе, Эвелин. Зачем тебе его провоцировать? Лично мне этот тип подозрителен.
— Вдруг он, услышав мои обвинения, испугается и со страха совершит какую-нибудь ошибку?
— Или же попытается тебе отомстить?
— Только не говори мне, что ты поверил Хьюго!
— Просто я рассматриваю все возможности. Если, по твоим словам, психопаты не так уж редки, то почему Фицпатрик не может им быть?
— Не все убийцы психопаты.
— Сотворить то, что мы видели, способен только психопат.
— Согласна. Но… тебе не кажется безумием, что я скорее склонна поверить заключенному в тюрьму убийце, чем собственному коллеге?
— Для этого должны быть основания. Ты сама упомянула, что Фицпатрик приказал пырнуть Хьюго, желая наказать его за болтливый язык. К тому же в блокноте Даниэль значится некий Тим.
— Я видела. Но как я уже сказала, у нас есть работник с таким именем.
— Тим Хэнкок.
Похоже, он изучил присланный ею список.
— Верно. Поэтому я не уверена, что мы можем делать из этого далеко идущие выводы.
— Я при первой же возможности нанесу визит вежливости мистеру Хэнкоку. Возможно даже, завтра утром. Попытаюсь определить, был ли он с Даниэль. Если нет, то мой следующий визит будет к Фицпатрику.
— Эх, хотела бы я во время него присутствовать. Вы с ним совершенно несовместимы — как масло и вода.
— Я же сказал тебе, что не доверяю ему.
— Теперь и я тоже. Но даже если мистер Хэнкок скажет, что Тим в блокноте Даниэль — это не он, это ведь еще не значит, что это непременно должен быть Фицпатрик.
— А каковы наши шансы, что это может быть кто-то еще? Городок небольшой, народу немного, особенно в это время года.
— Согласна, шансы невелики, но я сомневаюсь, что прокурор будет готов предъявить обвинения лишь на основании имени.
— Будут и другие основания. Мы всегда можем взять в руки линейку и изменить обоих Тимов.
Представив себе эту картину, Эвелин едва не расхохоталась.
— Если Фицпатрик входил в число клиентов Даниэль, то он не переживет, когда узнает, что она занесла в блокнот эту информацию.
— А вдруг это просто длина их носов? Тогда действительно их просто измерить.
— Неплохо бы в придачу к имени иметь и фамилию. Ведь у некоторых мужчин она ее указала — например, Сноуден, Дугалл. Почему же не сделала так в этом случае?
— Может, он был такой важной фигурой, что все было ясно и без фамилии?
— Или же во избежание скандала. Так или иначе, но в отличие от остальных ее партнеров, его фамилию она предпочитала держать в секрете.
— Оба сценария указывают скорее на Фицпатрика, чем на надзирателя.
— Верно.
— Скажи, Фицпатрик часто общается с надзирателем по имени Эмилио Куш?
— Мы все с ним часто общаемся, — ответила Эвелин. — А в чем дело? Его не было в списке, который ты мне прислал. Я бы тотчас узнала его — будь то по имени или по фамилии.
— В той части, которую я оставил себе, его тоже не было. Но он был в курсе подвигов Даниэль.
Волосы на затылке Эвелин встали дыбом. Эмилио Куш отправился прямиком к Фицпатрику, когда она попросила доставить к ней Гарзу.
— Откуда тебе это известно?
— Он и еще один надзиратель, Эдди Петровски, были в задней комнате, следили, как движется очередь к ее телу, и делали ставки, выдержит ли она всех желающих ее трахнуть или нет.
Эвелин печально покачала головой.
— Не поверю, что кто-то из наших надзирателей к этому причастен. Особенно Эмилио Куш. Он такой… приверженец правил и инструкций.
— Несколько партнеров Даниэль назвали мне одни и те же имена. Так что вряд ли здесь какая-то ошибка.
Эвелин сдула от лица прядь волос.
— Они брали плату за секс с ней?
— В «Лосиной голове» — нет. Но некоторые из тех, с кем я разговаривал, слышали их разговоры, из которых напрашивался вывод, что в отношении обитателей Ганноверского дома у них с ней имелась некая договоренность.
— Это означает… Что они брали деньги только с заключенных?
— Да, похоже на то.
— Но отправлять ее в камеру к любому из них — это ведь огромный риск. Если бы она пострадала или же ее убили, это было бы на их совести. С какой стати им идти на это?
— Потому, что они имели с этого хорошие деньги. Поскольку для заключенных это единственный способ трахнуть бабенку, я уверен, они были готовы раскошелиться. И добывали деньги всеми правдами и неправдами.
— Неужели Куш настолько глуп, что сразу во всем признался?
— Вообще-то я узнал это от Эдди Петровски. Он был пьян и не устоял перед искушением прихвастнуть. Думаю, Куш пытался утверждать, что это все вранье, что не стоит верить ни единому его слову, но, что касается меня, именно это и придает рассказу Эдди правдоподобие.
Эвелин представила Эмилио с хорошенькой женщиной, которую он привел на Рождественскую вечеринку, его жену. У этой пары было трое маленьких детей. Эдди Петровски был холост и лет на десять младше Куша, — где-то около тридцати. На первый взгляд общего между ними было мало. Эмилио — среднего роста, коренастый, темные волосы и глаза. Эдди — высокий и сухопарый, рыжие волосы, голубые глаза. Но едва ли не с первого дня, как открылся Ганноверский дом, эти двое были неразлучны.
Неужели Куш испортил Эдди? Он наверняка лидер в их тандеме. Потому что из Эдди лидер никакой. В нем нет начальственной жилки.
— Начальник охраны получил своим самым надежным надзирателям присматривать за своими коллегами.
— Надеюсь, он узнает что-нибудь стоящее. А я с удовольствием немного отдохну.
Эвелин посмотрела в окно. Сегодня весь день валил снег, а теперь к снегопаду добавился ветер.