— Я уже отправила ей письмо, — с улыбкой сказала Эвелин.
Лоррейн покачала головой.
— Я должна была бы догадаться. Вы ни одной мелочи не упустите.
Эвелин пропустила мимо ушей комплимент своему усердию, потому что знала: потребность давно превратилась в одержимость.
— Если она согласится на беседу, я слетаю туда и встречусь с ней.
— И оставите все это? — Лоррейн развела руки, как будто хотела обнять весь обширный двухэтажный комплекс, в котором кабинет Эвелин занимал лишь крошечную часть третьего крыла здания.
Снаружи снег валил сплошной стеной; Эвелин даже больше не могла разглядеть Чугачские горы. С тех пор как она приехала сюда в сентябре, толщина снега составляла шестьдесят дюймов, а ведь на календаре еще лишь 13 января.
— Было бы неплохо погреться на солнышке, — призналась она.
— С удовольствием составила бы вам компанию. Я никогда не уезжала от тюрьмы дальше собственного дома.
Эвелин оторвала взгляд от окна.
— Сначала вам пришлось бы побороться за такую возможность с нашими психиатрами. Они все с радостью вернулись бы в континентальные штаты.
Именно тоска по дому вынудила Мартина Брэнда вернуться в родной Портленд.
Было непросто приспособиться к такой враждебной среде, как здесь. Гулкие коридоры, хлопающие двери, иногда стоны или безумный смех — к такому привыкнуть трудно. Добавьте к этому долгую темную зиму и одинокие вечера, чаще проводимые в обществе стопки папок с документами и журналов по психологии, нежели с людьми, и воспоминаний о бесчисленных разговорах, полных кровавых подробностей. В общем, жизнь здесь была суровой, и не только из-за погоды.
— Вы берете кого-то с собой? — спросила Лоррейн.
Эвелин покачала головой.
— У нас нет средств. Мне повезет, если Федеральное бюро тюрем оплатит мой билет.
— Так кто же будет работать с мистером Гарзой?
— Как вы думаете?
— Не вы… вы и так тянете на себе больше, чем остальные. У вас даже нет времени подумать о чем-то, кроме ваших пациентов.
Эвелин одарила ее грустной улыбкой.
— Возможно, вы этого не замечаете, но в Хиллтопе в принципе нечем заняться, кроме работы, особенно в это время года.
— Это почему же? Можно время от времени развлечься.
— Это как?… Выпивать в «Лосиной голове»?
— Почему бы нет?
Эвелин однажды была там прошлым летом, еще до открытия Ганноверского дома. Ее отвел туда Амарок. Она хорошо провела время, но старалась об этом не думать.
— Никогда не знаешь, какого парня там встретишь, — добавила Лоррейн в качестве соблазнительной при-манки.
Эвелин закатила глаза.
— Это точно.
— Я имела в виду, там можно встретить того, с кем будет весело и интересно, а не опасно.
Например, с Амароком. До Лоррейн наверняка дошли какие-то слухи о них. А может, и нет. Как и многие другие сотрудники Ганноверского дома, Лоррейн жила в Анкоридже, а в Хиллтоп приезжала лишь на работу и не общалась с местными жителями.
— Нет никаких гарантий.
— Могли бы взять с собой Гленна.
Гленн Уиткомб, один из надзирателей, взял шефство над ними обеими, как, впрочем, и над другими женщинами, работавшими в Ганноверском доме. Если имелась такая возможность, он провожал их за ворота тюрьмы, помогал донести что-то тяжелое или счистить с машины снег.
— Гленн, как и вы, уезжает на машине домой, — сказала Эвелин. — Ему не нужно оставаться здесь, в Хиллтопе, дольше, чем того требует его работа.
— Почему нет? Зачем ему спешить домой? К кому? К его замужней сестре? Ему тоже нужно найти свою вторую половинку.
— Когда-нибудь он непременно кого-то встретит.
И все же их дружба исключалась. Эвелин чувствовала, что Гленн восхищен ею, и понимала, что должна быть осмотрительной. Дружеские отношения с охранником были бы проявлением непрофессионализма и могли подорвать ее авторитет среди коллег и пациентов.
— Да ладно, — сказала Лоррейн. — Когда-нибудь вам придется преодолеть прошлое.
По сути, она повторила Эвелин ее же слова.
— Я давно примирилась с моим прошлым. И вполне счастлива, — ответила она, зная, что в душе носит еще больший шрам, чем тот, что у нее на шее.
После того жуткого случая она почти десять лет лечила тело и душу.
— Вы решили оставаться до конца своей жизни одна? — напрямик спросила Лоррейн.
Внезапно ощутив голод, Эвелин вытащила из пакета морковку. Может, если она что-то съест, то обретет второе дыхание.
— Мне не нужен мужчина. Я наполнила свою жизнь другими вещами.
— Психопатами?
— Целью, — ответила она, разрывая упаковочную пленку. — И для ее достижения я могу вместить в мой график еще одного заключенного.
— Не жалеете вы себя. Так и перегореть недолго.
— Спасибо за предупреждение и обед, — ответила Эвелина. — Что бы я делала без вас? Но со мной все в порядке. Правда, в самом деле. Кстати… дядя Гленна установил у вас в доме охранную сигнализацию?
Лоррейн выразительно посмотрела на нее, давая понять, что от нее не скрылось, что Эвелин намеренно сменила тему разговора. Но тем не менее ответила на ее вопрос.
— Еще на прошлой неделе. Этот пронзительный звук, всякий раз, когда я открываю дверь, когда-нибудь доведет меня до инфаркта.
— Ничего, привыкнете, — усмехнулась Эвелин. Она имела все основания так утверждать, потому что дядя Гленна установил точно такую же и в ее доме. Лично ее этот звук успокаивал. — С сигнализацией надежнее.
— Пожалуй. — Тем более что муж Лоррейн ушел от нее шесть месяцев назад, и теперь она живет одна. Эвелин по-думала, что это поможет Лоррейн обрести душевное спокойствие, главное, привыкнуть к тому, как работает сигнализация.
— Я лучше спущусь вниз, прежде чем разразится весь этот ад, — сказала Лоррейн. — Но я хотела спросить вас… Есть что-то новое от Даниэль?
— Коннелли? То, которую вы взяли помогать на кухне? Еще нет. А почему вы спрашиваете?
— Она не пришла сегодня утром на работу.
— Вы пробовали позвонить ей домой?
— Конечно. И не один раз. Никто не берет трубку.
— Вы уверены, что она не разговаривала с начальником тюрьмы или с кем-то из персонала? Может быть, она заболела. Или выключила телефон, чтобы выспаться.
Эвелин прервал стук в дверь, а в следующие мгновение в дверь сунула голову ее помощница, миниатюрная Пенни Сингх.
— Только что позвонила служба охраны. Привезли Энтони Гарзу.
— Спасибо.