Артур задумался, пригубил вина, понимая, что я даю ему возможность не нырять уж слишком глубоко в этот колодец. И он решил так и поступить:
– И насколько… сильно ты хочешь перестроить такое большое поместье?
– Еще не определился. Посмотри сюда. – Я ткнул пальцем в здание, находящееся за садом и прудом, довольно далеко от основного, а также прямоугольных построек, скорее всего, лабораторий Брайса. Оно было отмечено крестиком, и к нему шел двойной пунктир от берега. Ориентиром служил маяк.
– Это подземный ход?
– Не знаю. Подземный ход. Или канализация.
– Полезешь в дерьмо, значит?
– Сперва погляжу, что вообще можно сделать. Знаешь же, как с постройкой подобных домов. Нахрапом, да еще и за одну ночь ничего не получится.
– Ночь? – Он цокнул языком. – Забудь про ночь, старина. В мире полно людей, которые не переносят стройку, да еще и если ты затеешь ее ночью… Вот тебе совет опытного человека – не лезь в темноте в незнакомое место. Ты вызовешь гораздо больше переполоха, заблудишься и нос к носу столкнешься с патрульными собаками. А служебные собаки куда хуже людей.
Тут Артур поморщился и решил уточнить:
– Хуже для тебя. Так-то они, конечно, лучше людей, потому что не устают, чуют чужака за сотни ярдов, их нельзя подкупить, и они не отвлекутся на выпивку или сон.
– И какой совет признанного специалиста по стройке?
– Не заниматься строительством. Но такой совет, ганнери, тебе не по душе. Разузнай все. Осторожно. А там уже будем думать.
– Мне позарез нужна помощь Вороненка. Он одобрительно отсалютовал бокалом:
– Мыслишь в верном направлении. Его… таланты упростили бы твою задачу на порядок.
– Помоги его найти.
– Я? Шутишь? Тебе нужен Кроуфорд.
– Мой капрал сейчас парит в клубах серого порошка, носясь из одной безумной вселенной в другую, и я не смогу до него достучаться ближайшие дни.
– Ну, я уже тебе говорил, что наши отношения с войны так и не наладились. Он едва не прикончил меня в Компьерском лесу.
– Он счел оскорбительным, что ты похоронил его брата.
– Я похоронил часть его мертвого брата. Фрагмент. И тот к тому времени вонял прямо у меня под носом. А еще трепался как полумный, и, пожалуй, это было самое невыносимое.
Угу. Я помню, как рассвирепел Вороненок, когда утром не нашел любезного братца, и какое безумие тогда началось. Конфликт мне удалось погасить, но не задуть угли их обоюдной ненависти. Вороненок помнит о брате, Мосс о месяце в горячке из-за ножевой раны.
Они так и не помирились.
– Вороненок все время в движении. То появится в Трущобах, то в разрушенной психушке Лазарета, то в склепах кладбища Стержня, то в Череде. Однажды он год прожил в шалаше на вершине Плавника, а в другой раз Юэн сказал, что краснокожий торчит на Заброшенных островах.
– Ты упоминал кладбище погибших кораблей.
Мосс почесал щетину на толстой щеке:
– Ну да. Юэн набрался джина и хвастал, что они с Вороненком ловили рыбу на киле «Крикета»
26. Набили целый ящик сардин и обменяли на пачку хорошего табака. Но там ли сейчас дикарь – я не поручусь. Проще дать объявление в газету, чем найти его среди ржавых корыт. – Мосс опустошил бутылку, разлив в стаканы оставшееся вино, которое, к моему удивлению, кончилось довольно быстро. – Весь последний год Кроуфорд мотался к старым кораблям. Там целый остров из них на мели. Начни с него.
– Местные?
– Живут, конечно. Те, кого выселили из города. Кто скрывается от закона, кто не получил гражданства. Говорят, даже зараженные моторией есть, и в трюмах сидят контаги. Может, врут, а может, и нет. В основном люди там промышляют рыбной ловлей, потихоньку пилят свой «дом» на металл да помогают контрабандистам. Там обитает небольшая община, но ребята, хоть и отребье, адекватные.
– Вотчина Старухи?
– Нет. Не ее территория.
– Но чужаков, разумеется, не любят.
Он посмотрел на часы:
– Чужаков нигде не любят, старина. Особенно сейчас, когда ходят слухи о том, что в правительстве хотят поднять вопрос о переплавке стальных покойничков. К незнакомцам относятся подозрительно, считая их инспекторами Министерства развития. Но я добуду тебе свободный пропуск, дай мне денек.
Он действительно сдержал свое слово, и в туманное утро, когда солнце заблудилось и исчезло в облаках, я оказался посреди гавани Светляков, на семьдесят третьем портовом пирсе, где горбатый грузовой кран разгружал прибывший из Галькурды паровой сухогруз, построенный еще в довоенную эпоху.
Докеры занимались работой, но один на мой вопрос, где стоит «Турбиния», махнул рукой за цистерну, из которой в ведра набирали краску для защиты днища корабля:
– Справа, сразу за радиостанцией. Вон. Зеленое здание видишь? За ним.
Зеленого здания я не видел. Но вкуса авокадо – вполне.
«Турбинией» оказался буксир с проржавевшими корпусом и рубкой некогда вкуса моркови, а теперь, скорее, старого пчелиного воска. Кранцы
27 по его бортам походили на безвкусное ожерелье уродливой дамы, которая пытается выглядеть красивой, но результат не оправдал ее ожиданий. Рядом с причалом стояло нечто вроде вахтерки, сколоченной из некрашеных досок, с маленьким грязным окном.
Дверь, несмотря на холод, была открыта, и я, стукнув по косяку для того, чтобы соблюсти приличия, вошел. Почти все помещение занимал квадратный стол, накрытый тряпкой вкуса горчицы, которая здесь явно считалась за скатерть. Трое мужиков в распахнутых бушлатах, под которыми виднелись теплые свитера моряков
28, пили горячий чай и закусывали чесночным хлебом.
Они были старше меня, просоленные суровой жизнью, с грубыми обветренными лицами и колючими взглядами. Один из них, к моему удивлению, оказался мандаринцем.
– Тебя ждем? – говорил он чисто, без малейшего намека на акцент.
– Да.
Больше у меня ничего не спрашивали. На буксире уже разогрелся котел, так что мужики отвязали швартовы, заработал двигатель, и посудина отчалила от берега. Палуба под ногами мелко дрожала из-за усердной работы механизмов, двое взялись за лопаты, неспешно подкидывая уголь в топку, мандаринец стоял у рассохшегося штурвала, ловко направляя «Турбинию» в узкие пространства между грузовыми кораблями, ожидавшими в гавани порта своей очереди на разгрузку.