Опасный лаборант - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Гаврюченков cтр.№ 28

Он подумал о подрезанном в трущобах оборванце. Такие вещи западают в память. Должны западать, но этот почти позабылся. Не оставил следа в душе. Потому что душа такая? Или след поначалу незаметен, а потом даст знать?

Муромцев относился к этому воспоминанию как к досадной помехе. Оно лишь оставило неприятный осадок, и Денис не чувствовал за собой вины. Он был уверен, что оборванца спасли врачи, и не испытывал жалости к грабителю, который хотел пырнуть его ножом.

Временами перо руля задевали какие-то твари, и тогда колесо штурвала поворачивалось само по себе, словно на вахте был призрак.

Муромцев думал о том, почему иностранцы не понимают и недолюбливают друг друга.

Почему люди могут быть чужаками в принципе?

Есть факт: людям свойственно делить окружающих на своих и чужих. Даже самые толерантные делают это спонтанно, а потом осознанно стараются исправить то, что считают поведенческой ошибкой.

Во второй половине двадцатого века под влиянием социально-политических обстоятельств (исторически сложившиеся многонациональные общества двух ведущих держав, СССР и США, и последовавшая за развитием транспорта глобализация мировой экономики) людей попытались отучить от ксенофобии. Им принялись внушать, что к представителям другой культуры следует относиться доброжелательно, что следует проявлять максимальную терпимость к крайним проявлениям их обычаев, выходящим за рамки этических норм и законности. Эксперимент провалился, а три поколения общей численностью в полмиллиарда человек оказались психически изувеченными и неподготовленными к жизни в реальном, а не воображаемом социологами обществе, где иммигранты, воспитанные в патриархальных традициях, держались друг друга, не принимали коренных обитателей и тем самым получали значительное преимущество в личной жизни и бизнесе.

Неизвестно, до каких высот истребления цивилизованного человечества дошли бы прогрессивные психологи, не случись Нашествие. Морские перевозки людей и грузов прекратились, а вместе с ними кончилась и трансконтинентальная миграция. Начались вертикальные подвижки крупных участков морского дна, из-за которых возникали землетрясения, цунами и усиление вулканической активности. Стало не до построения глобальной цивилизации. Экономики перешли в мобилизационный режим. Теория единого мира канула в Лету, а политика толерантности уступила место конструктивной ксенофобии. Когда чужие лезут из воды и едят людей заживо, их враждебность трудно игнорировать. В защиту устаревших воззрений не работал даже дискурс общечеловеческих ценностей, потому что пришельцы не были людьми, а их геномы не имели ничего общего с генотипами земных животных. Инопланетяне оказались абсолютно иными. По всем параметрам. Без исключения.

Оказалось, что чужаки существуют.

Оказалось, что они смертельно опасны.

Само собой и сразу выяснилось, что свои должны объединиться и дать организованный отпор пришельцам, потому что инстинкт самосохранения находится рядом с инстинктом ксенофобии. Что ксенофобия это часть самосохранения и есть, а те, кто прилагал усилия её вытравить, потеряли в жизнеспособности и сильно проиграли в социализации. Быть толерантным стало немодно, зато придерживаться старых традиций сделалось почётно. Общество Реального мира заметно отличалось от общества Идеального мира. Чем ближе к морю, тем лучше это было заметно. Инопланетяне не оставляли шансов считать иначе. Сами они превосходно сосуществовали в союзе трёх биологических классов – амфибий, насекомых и бактерий, но у себя в воде они были своими, а все, кто населял сушу, чужими. Они не пробовали установить с человечеством контакт, а заняли Мировой Океан и жили в нём, истребляя всех, кто пытался помешать или просто оказывался рядом. Людям тоже всё стало ясно с пришельцами, и быстро сделалось понятно, как себя вести.

Столкнулись две цивилизации разумных всеядных хищников, из которых автохтонная была представлена одним видом, а инвазионная тремя различными классами. Только индивидуумы с нарушениями психики считали чужаков равными себе. Такие девианты могли выжить лишь вдали от предмета обожания, потому что гибли при первом контакте с ним. В центре континента встречались люди, исполненные любви к пришельцам. Иногда они отправлялись в далёкие края, чтобы познакомиться поближе, и пропадали. Возможно, среди инопланетян тоже встречались особи с отклонениями, в зоне тумана старые и больные амфибии селились по соседству с людьми, но достоверными сведениями об их мотивации земная наука не обладала.

Чужаки оставались чужими, несмотря на все усилия их понять. Проблемы толерантности решала пуля. У пришельцев точку в общении ставил телепатический приказ, вслед за которым в ход шли зубы, клюв или нейротоксин, в зависимости от классовых особенностей.

С иностранцами дело часто обстояло так же.

«Всё правильно сделал», – в памяти Дениса промелькнули оборванцы из трущоб, странная островитянка, калека и амфибия. Возникли перед внутренним взором и растаяли. Муромцев почувствовал освобождение.

Он стоял на палубе, неподвижный, окружённый светом звёзд и океана, в центре Космоса, предоставленный самому себе и, исполненный внутренней силы и свободы воли.

«Моё место здесь», – думал он.

Негромкий стон, испущенный какой-то теплокровной тварью, прервал его медитацию. «Белуха», – почему-то пришло на ум, хотя дельфины не издавали подобных звуков.

Денис перегнулся через леер, вгляделся в мерцающие воды. Море снова исторгло стон. Казалось, оно взывает о помощи. Течение гнало тело вместе с яхтой, но дрейфовали они с разной скоростью.

Когда Денис сообразил, а сухопутному гражданину на это потребовалось некоторое время, что маячок среди хаотичной флуоресценции моря является стробоскопическими вспышками огня поиска на спасжилете, он ворвался в кают-компанию и заорал:

– Подъём! Человек за бортом!

* * *

Когда его перенесли в салон, человек снова застонал. Он долго пробыл в воде и сделался холодным как мертвец. Кожа стала морщинистой и бледной, она не отогревалась, хотя Паскаль и Миксер изо всех сил растирали её руками, смоченными спиртом.

– Не выживет, – скорбно покачал головой да Силва.

Смольский вколол спасённому раствор глюкозы, чтобы поддержать сердце. Кок сварил кофе, щедро плеснул коньяка из капитанских запасов и попытался напоить беднягу, но тот не реагировал.

– Утопленник, – сказал Ганс.

Так его и называли до самого вечера, пока моряк не очнулся и не набрался сил для членораздельной речи. К этому времени кличка приклеилась.

Утопленник был матросом с брига «Элизиум», ходившего под командованием капитана Аякса Константиноса. Грека знали на «Морской лисице». Знали многих из его команды. Утопленник своими глазами видел их смерть.

– Упокой Господь душу моряка, – промолвил Ганс, а Паскаль и братья да Силва перекрестились.

История была незаурядной даже для здешних вод и страшна как сама смерть. Третьего дня «Элизиум» сел на рифы возле банки Оранжерея, крупной искусственной отмели, поднятой пришельцами для аграрных целей. Возвращались с лова. В Оранжерее прекрасно поживились радужными кораллами, песчаным чесноком и морским горохом. Обирали край отмели, отпугнув наутилусов и амфибий взрывом ручных гранат, а потом кидая для профилактики, когда аквалангисты садились в шлюпку. Способ затратный, но надёжный – на второй день твари даже близко подплывать не решались. Дайверы работали с рассвета до темноты, делая необходимые перерывы, чтобы не тратить время на декомпрессию. Когда контейнеры в трюме были набиты, барометр показал падение. Тогда подняли якорь и на моторе стали уходить с мелководья, но не успели.