Не исчезай - читать онлайн книгу. Автор: Женя Крейн cтр.№ 16

Второе прочтение – любовь, разрывающая душу тоска. Табу, нравственность в поединке с эстетикой. Мораль первична или искусство? Этика против эстетики. Даже безнравственный выродок способен на жест, художественное выражение. Не всякий художник – моралист, и не всякий моралист – художник. Разве не о том же у Бродского? Какая расхожая еврейская фамилия – Бродский. Каково быть Бродским после Иосифа? Несладко. Идиоты утверждают, что Бродский стал поэтом из-за несостоявшейся первой любви. Все вокруг думают: любовь – это соединение. Совсем, совсем не так. Настоящая любовь – это отчуждение, отдаление от точки ужаса. Соединение в точке ужаса – это уже ничто, пустота. Истина – это отдаление.

Люба идет в Музей изящных искусств. Так мало мест в этой новой жизни связывают ее с прошлым. Музей – это из прошлого. Переход из одного зала в другой, от Эль Греко к Ренуару. Каких-нибудь сто, ну двести лет назад красота была мостиком, связывающим физическое и телесное с божественным. В наше время (время, в котором живет Люба) красота – это всего лишь красота. Не только телесна, но еще и достижима. И никакой вечности.

А если красота достижима, то ее можно и присвоить, как Гумберт присвоил Лолиту.

Плохой он, этот писатель Набоков, нехороший человек… Но вот удивительно: по прочтении романа стала ловить себя на том, что порой ощущает себя этой самой Лолитой. Жертвенная Люба. Люба-жертва.

Перед самой смертью, в 1977 году, В. Н. просит жену сжечь последнюю, так и не законченную им рукопись. Может, он все заранее рассчитал? Знал жену, вот и попросил. Чтобы не сожгла. Сохранила.

В ноябре 2005-го, в машине, Люба услышала на Эн-пи-ар: ^[19] «Сын Набокова собирается уничтожить последнюю, предсмертную рукопись отца». Прочла: литературный обозреватель Рон Розенбаум взывает со страниц «Нью-Йорк обсервера»: «Дорогой Дмитрий Набоков, не сжигайте „Лауру“!»

Декабрь 2005-го – оранжево-розовый «Нью-Йорк обсервер» сообщает: «Лаура» спасена от сожжения. «Значит, рукописи действительно не горят. Но только совсем у немногих они не горят, – рассуждает Люба. – Может, дело не в том, и рукописи не горят на самом деле. Просто у таких, как я, они гниют. Внутри».

Русский Интернет размазал «Лауру», раздублировал, растащил по электронным страницам. «Разтащил», как перевел бы профессор Барабтарло. ^[20] Сетевая болтовня перебалтывала сетевую прессу. Читатели обменивались мнениями. Восторгались. Плевались. Люба молчала. Жила в стороне от сетевой болтовни.

«…„Лаура“ позволит заглянуть на литературную „кухню“ Набокова…» – сообщала Сеть.

«Последний роман Владимира Набокова „Лаура и ее оригинал“, изданный вопреки воле писателя, был представлен в понедельник вечером в Петербурге, передает корреспондент РИА Новости».

Время от времени Люба обсуждает литературные новости с писательницей N. Нина заинтересованно рыщет по Интернету, прочесывая литературные сайты. Забрасывает Любу все новыми ссылками:

«Роман Набокова „Лаура и ее оригинал“ уже стал бестселлером».

«Презентация последнего романа Набокова пройдет в петербургском музее».

«Последний роман Набокова выходит в США и в Англии».

«L’originale di Laura. Un invito alla lettura di questo libro, il romanzo postumo di Nabokov».

«I will never go back, for this simple reason, that all the Russia, I need… after all, is with me – always with me. I will never go back. I will never surrender». Vladimir Nabokov.

(«Я никогда не вернусь назад по той простой причине, что вся Россия, в которой я нуждаюсь, всегда со мной. Я никогда не вернусь назад. Я никогда не сдамся». Владимир Набоков.)

«Ты прочла „Лауру“?» – пишет Люба сетевой подруге.

«А тебя заинтересовала „Лаура“? – тут же хватается за предложенную нить хитрая писательница N. – Как думаешь, хороша „Лаура“? Тебе понравилась? Ты купила себе книжку или в библиотеке брала?»

Люба уже хочет ретироваться. Надо втянуть маленькую черепашью голову обратно под надежный панцирь, спрятаться, не писать, не отвечать. Но написать все же надо, ну хоть строчку.

«В библиотеке», – пишет Люба и тут же злится. Лучше бы соврала. Врать-то она как раз и не умеет. Будет думать – я крохоборка какая-нибудь, жалею денег на книги.

«А я только так… пролистала, – отвечает N. – Ничего особенного. Записки Набокова, вот и все».

Люба опять злится – попалась на очередной крючок.

На самом деле Нина жадно читает купленную книгу. Ищет секреты набоковского успеха, пытается понять технику мастерства.

– Набоков – это да! Это нечто, беби! – восклицает друг Нины, художник Георгий. – В нашей жизни больше не присутствуют Лолиты, лишь агрессивные самки. Всем известно, что дьявол выходит в мир через женское влагалище.

– Это твой мужской шовинизм. Во всем женщины виноваты. Ты думаешь, Лолита – это ангел?

– Нина! Лолита – это самый дьявол и есть. Женщина соблазняющая, прикинувшаяся лукавым ангелом.

Художник Георгий и сам напоминает Мефистофеля. Наголо обритый шар черепа, узкие, дорогие, щегольские джинсы, презрительно-любезная манера сноба, жуира, искушенного дамского угодника и циника.

Люба следит за разворачивающейся в Сети эпопеей, молчит. Ей нечего сказать. Писательница N не желает упускать очередной шанс. Пишет эссе о «Лауре» Набокова.

– Зачем мне ваши статьи? – сердится Георгий, которому она посылает набросок текста. Они с Георгием в состоянии постоянной любви-неприязни, то на «ты», то на «вы». – Зачем мне эти закорючки? Вы больше, чем ваши закорючки. Нина, вы знаете, какой самый сильный ход в шахматах? Вам любой шахматист скажет. Самый сильный ход – это тот, который не сделан. Впрочем, как и самая лучшая картина или роман – те, которые не написаны.

Тем не менее Нина не сдается. Эссе опубликовано в Сети; она продолжает обдумывать литературную сенсацию. Похоже, Лора-Лаура – это Лаура Петрарки. Сфабрикованная Лаура. Как бы написать сенсационный текст, необычный, хоть бы и притянутый за уши? Есть сведения – один из современников Петрарки обвинял его в том, что Лауры не существовало, как и самой страстной любви поэта. «Так вы думаете, все мои вздохи, страдания, все безумие мое – это выдумки, притворство? – ответил ему Петрарка. – Как бы я хотел, чтобы все это было шуткой, выдумкой, чтобы не было безумием! Но поверьте мне, никто не может прикидываться безумным. Это невозможно без огромных на то усилий».