Тени, которые проходят - читать онлайн книгу. Автор: Василий Шульгин cтр.№ 17

Константин Смаковский умер в 1917 году от рака. Соня очень нежно за ним ухаживала. Но вскоре вышла замуж за молодого венгра по фамилии Гуниа, к тому времени ставшего офицером русской армии. И будто бы по смерти Сони от сыпного тифа вместе с сыном Михаилом в Новороссийске в 1920 году Гуниа женился на Жене. Дальнейшие следы их затерялись…

Виталий Григорьевич Градовский

С Виталием мы были сверстники — он был старше меня всего на два года и был моим лучшим другом. Его инициалы вытатуированы на моей левой руке. Колол булавкой некий Колька Островерхий, в то время учившийся в морском коммерческом училище, кажется, в Николаеве.

Виталий Григорьевич окончил Первую Киевскую гимназию, юридический факультет Киевского университета и по примеру старшего брата стал податным инспектором. Женился он на Наташе Мазюкевич, окончившей Киевский институт благородных девиц. У них родились сын — очевидно, Михаил¹⁰, потому что его называли Мизя, — дочь Ольга.

Не помню, где он начал свою службу, но к тому времени, когда я уже был членом Государственной Думы, он стал податным инспектором в Петербурге. И у него жил его отец Григорий Константинович (после выздоровления он вернулся в Петербург), который снова заболел, но уже в очень легкой форме, и доживал свой век под крылышком своей невестки Наташи. Она обращалась с ним так, как надо, — очень заботливо, но не распускала старика, что и было ему нужно.

Григорий Константинович очень подружился с серенькой в крапинках курочкой, которую спасли от ножа дети. Она выросла и стала совершенно ручной. Когда Григорий Константинович умер в своей комнатушке ночью, совершенно спокойно, лежа на спине, то утром Ната, войдя, увидела курочку на груди покойного. Недаром же его изображали петухом — странное совпадение.

Судьба Виталия Григорьевича и Наталии Владимировны во время Гражданской войны описана мною в «1920 годе» — они были участниками Стесселевского похода — и больше уже не предпринимали попыток покинуть Россию. Я потерял их и они исчезли из моей жизни почти на полвека.

В начале шестидесятых годов, узнав, что я живу в Советской России, они нашли меня. Они — это Наталия Владимировна и ее дочь Ольга. После Гражданской войны Виталий Григорьевич с семьею осел, кажется в Воронеже, где заведовал детским домом. Он умер в начале тридцатых, и они похоронили его на местном кладбище. На нем же был похоронен тургеневский герой Кирсанов, могилу которого нашла Ольга. После смерти отца детдомом стала заведовать она.

Во время войны немцы угнали их в Германию. После войны они очутились во Франции, затем вернулись на родину, и Ольга вышла замуж за человека намного младше ее и не особенно приятного и очутилась в Ставропольском крае. Ее мать умерла в станице Верхняя Пантелеймоновка¹¹.

Любовь Антоновна Попова (Дарья Васильевна Данилевская)

После военных сборов я в мае 1903 года совершил путешествие на байдарке по реке от австрийской границы до нашего имения Агатовки, в которую прибыл днем двадцать девятого числа. Когда я вошел в зал, все сидели за столом и обедали. И тут я увидел ее впервые. Она на меня посмотрела, встала, вышла из-за стола и пошла мне навстречу, продолжая смотреть на меня, словно загипнотизированная. Так произошло наше знакомство.

Любовь Антоновна Попова родилась восьмого июля восемьдесят четвертого года в семье офицера 166-го пехотного Ровненского полка Антона Попова. Его предай происходили с Северного Кавказа, и еще дед Любовь Антоновны носил фамилию Хаджи-Попа. Отец же, когда поступил на военную службу, был уже православным и записался Поповым.

Мои мать и дед Константин Григорьевич Попов были крестными ее матери. С детства не любя свои имя, отчество и фамилию, полученные при крещении, впоследствии заменила их на имя, отчество и фамилию бабушки и для окружающих стала Дарьей Васильевной Данилевской. Мать свою (ее звали, кажется, Верой) помнит плохо, она умерла, когда дочь была еще маленькой. Помнит ее по выражению «с милым рай в шалаше». Умерла, оставив троих детей — помимо Дарьи Васильевны, были еще два сына, Вадим и Сергей Антоновичи. Отец женился после этого еще два раза. Первая мачеха была доброй женщиной и старалась заменить детям мать. Вторая была жестким человеком, и когда Дарье Васильевне исполнилось шестнадцать лет, поспешила сбыть ее с рук, выдав замуж.

Ее первым мужем был сослуживец отца по Ровненскому полку Ткаченко. Она была так наивна и неопытна и так ничего не знала об интимной стороне семейной жизни, что, когда он предъявил свои права, Дарья Васильевна его отвергла. Наконец, он просто изнасиловал ее, после чего родился ребенок, который вскоре умер. Затем заболел муж. Она ухаживала за ним, но помолиться за него не могла, так как ненавидела его. Ткаченко скончался в девятьсот втором году. Она всегда терзалась, что не помолилась…

Дарья Васильевна была знакома с сестрою моей жены Софьей Григорьевной Смаковской (Градовской), они жили в одном доме. Софья Григорьевна и познакомила ее в девятьсот третьем году с моим братом по матери Павлом Дмитриевичем Пихно. И в начале девятьсот четвертого они обвенчались.

* * *

Во второй раз мы встретились в Курганах, куда она приехала двадцать девятого апреля девятьсот шестого года на освящение построенной мельницы.

Строительство здания продолжалось довольно долго, потом привезли газогенераторную машину, первую в России, весом пятьсот сорок пудов (одна станина весила четыреста пятьдесят пудов, а поршень — девяносто). Ее от станции двенадцать километров по песку тащило двадцать восемь лошадей в течение трех дней, под колеса подкладывали доски.

По случаю запуска мельницы было большое торжество, из Острога даже приехал оркестр — десять жидков. Сначала ходили по пяти этажам мельничного здания и батюшка освящал их, машины и оборудование. Затем моя жена Екатерина Григорьевна разрезала ленточку, и мастера запустили машину.

На лужайке, перед мельницей, поставили и накрыли три стола. За главным сидели батюшка, инженер, я с семьей, Дарья Васильевна. За вторым — техник и рабочие. За третьим, самым большим, разместились крестьяне, которым просто подавали угощение. Пели. И я пел. Оркестр оказался на высоте, сразу же подхватывал мелодию и играл вещи, никогда ранее не слышанные им.

После угощения начались танцы. Много танцевали. Наконец стали танцевать «Журавля»: берутся за руки и образуют цепь в сто человек. Я шел впереди, а сбоку шел оркестр и играл. Я водил их, где только можно было: через заборы, плетни, овраги. День был дивный, ночь тоже. Затем водили Екатерина Григорьевна, Дарья Васильевна. Водили всю ночь и разошлись, когда взошло солнце…

* * *

В третий раз я увидел Дарью Васильевну на похоронах. Хоронили какую-то родственницу. Я обратил внимание, что около стены в церкви стояла молодая женщина в черно-белом платье и молилась. Она пришла, чтобы увидеть меня. Сначала я не узнал ее.

Потом были как-то в театре, откуда возвращались в экипаже. Все шло к сближению, но прошло четыре года, прежде чем это случилось. Впоследствии мы были неразлучны. О дальнейшей судьбе Дарьи Васильевны я написал в своих воспоминаниях о Гражданской войне, озаглавленных «1917–1919». Скончалась она в Яссах одиннадцатого ноября восемнадцатого года¹².