С одной стороны – повстанцы КНДП, Congrès national pour la défense du peuple
[16], разъяснял отец Эмиль.
– Это сторонники Руанды. По названию они вроде революционеры, а на практике – насильники и кровавые убийцы.
С другой стороны – регулярная армия Демократической Республики Конго, которая мало-помалу отвоевывает территории, захваченные мятежниками.
Восемнадцать дней они провели, не отходя от радиоприемника, дожидаясь, пока ситуация стабилизируется и можно будет завершить путешествие. Маркусу даже удалось уговорить пилота за определенную сумму доставить их на вертолете в нужное место. В полночь, с началом девятнадцатого дня, наконец-то сообщили, что в районе установилось хрупкое перемирие.
Образовался интервал в несколько часов, и они этим воспользовались.
Вертолет летел низко, в ночной темноте, с потушенными огнями, чтобы его не сбили ракеты того или другого войска. Над местностью бушевала гроза. С одной стороны, это было преимуществом: ливень заглушал шум моторов. С другой – представляло опасность: каждый раз, когда на небе сверкала молния, кто-то снизу мог их заметить.
Пока они летели к месту назначения, Маркус спрашивал себя, что ожидает его в тропическом лесу и зачем он вообще рискует собой ради столь давнего дела. Но отступать поздно, он обещал отцу Эмилю; миссионеру, казалось, было жизненно необходимо, чтобы Маркус взглянул на то, что он собирался показать.
Маркус стиснул образок святого Михаила Архангела и стал молиться о том, чтобы дело того стоило.
Они приземлились на грязной поляне посреди пышной растительности.
Пилот что-то проорал на приблизительном французском во весь голос, чтобы заглушить рокот мотора. Они не разобрали слов, но смысл был ясен: следует поторопиться, он не собирается долго ждать.
Они побежали к зарослям кустов. Углубились в чащу, отец Эмиль шел впереди, а Маркус за ним, гадая, как удается тому придерживаться верного направления. Было темно, прямые, упругие струи дождя падали им на головы, колотили по плотной листве нестройной оглушительной барабанной дробью. Но вот отец Эмиль отвел последнюю ветку, и они оказались посреди деревни, выстроенной из глины и листового железа.
Перед их глазами предстал настоящий хаос.
Люди перебегали с места на место под непрекращающимся ливнем, таская с собой синие пластиковые мешки со скудными семейными пожитками. Мужчины сгоняли жалкое стадо в тщетной попытке где-то укрыть его. Дети плакали, прижимаясь к ногам матерей; женщины несли на спинах младенцев, завернутых в цветные тряпки. У Маркуса сложилось впечатление, что никто не знает, куда идти.
Отец Эмиль, будто прочитав его мысли, замедлил шаг и пустился в объяснения:
– До вчерашнего дня здесь стояли мятежники, а завтра в деревню войдут военные. Но не как освободители: они сожгут дома и запасы продовольствия, чтобы противник не мог им воспользоваться, если вернется. И расправятся с жителями, облыжно обвинив их в сотрудничестве с врагом. Для устрашения соседних деревень.
Оглядывая сцену, Маркус поднял голову, прислушиваясь: он уловил какой-то звук. Действительно, сквозь шум проливного дождя и тревожные голоса послышалось пение. Оно доносилось из длинного деревянного здания. Изнутри просачивался желтоватый свет.
Церковь.
– Не все сегодня ночью покинут деревню, – уточнил отец Эмиль, – старые и больные останутся.
Кто не в силах бежать, тот, повторил про себя Маркус, останется в ожидании кто знает каких ужасов.
Отец Эмиль схватил его за руку, встряхнул:
– Ты слышал пилота, да? Он скоро улетит, нужно торопиться.
Они снова вышли из деревни, но с другой стороны. По дороге отец Эмиль нанял двоих помощников. Те несли лопаты и примитивные фонари со свечой внутри.
Они подошли к неширокой долине, скорее всего бывшему руслу реки. На самом высоком месте располагались могилы.
Крохотное кладбище, три креста.
Отец Эмиль сказал что-то на диалекте, сходном с суахили, и помощники принялись копать. Потом он подал лопату Маркусу, и они оба тоже включились в работу.
– «Кивули» по-нашему – «тень», – сообщил миссионер. – Деревня так называется из-за воды, которая иногда появляется в этой долине. Весной на восходе солнца река течет, а на следующее утро исчезает, точно как тень.
Маркус догадался, что это явление как-то связано со свойствами почвы.
– Двадцать лет назад отец Абель пожелал, чтобы эти могилы вырыли поодаль от деревенского кладбища, в месте, где весной не зарастает земля, хотя его и зовут «садом мертвых».
В карстовых отложениях лучше всего сохраняются тела, даже на долгое время. Природный морг.
– Когда трех девушек убили, никак нельзя было провести хоть какое-то расследование. Но отец Абель знал, что однажды кто-нибудь придет и станет задавать вопросы. И этот человек обязательно захочет увидеть тела.
Этот момент наконец настал.
Одно из тел извлекли первым. Маркус отложил лопату и подошел к яме. Дождевая вода переполняла ее, но останки были завернуты в пластик. Маркус упал на колени, прямо в грязь, и начал срывать его. Отец Эмиль подал ему фонарь.
Посветив, Маркус убедился, что тело и впрямь хорошо сохранилось на этом известковом ложе. Оно каким-то образом мумифицировалось. Поэтому даже через двадцать лет все кости были целы, виднелись и обрывки тканей, похожие на потемневший пергамент.
– Девушки шестнадцати, восемнадцати и двадцати двух лет, – уточнил отец Эмиль. – Эта – первая, самая юная.
Но Маркус все не мог понять, как она умерла. Наклонился ниже: где-то ведь есть рана или перелом. Что-то поразило его, но дождь погасил свечу.
Не может быть, ужаснулся он. Протянул руку за другим фонарем. И тогда увидел и отпрянул от ямы, повалившись на спину.
Так он и лежал в грязи, не имея сил подняться, совершенно ошеломленный.
Отец Эмиль подтвердил:
– Голова отрезана начисто, так же – руки и ноги. Только туловище не тронуто. Части тела были разбросаны неподалеку, одежда девушки порвана в клочья.
Маркусу было трудно дышать, а дождь все лил и лил, мешая сосредоточиться. Он уже видел подобный труп.
«Hic est diabolus».
Молодая монахиня в садах Ватикана, точно так же расчлененная.
«Дьявол здесь», – подумал он. Человек с серой сумкой, тот самый, что изображен на фотограмме, снятой с камеры видеонаблюдения; тот, за которым он безуспешно охотился, был в Кивули за семнадцать лет до преступления в Ватикане, со времени которого тоже уже прошло три года.
– Корнелиус Ван Бурен, – вспомнил Маркус имя голландского миссионера, который, скорее всего, и совершил все эти убийства. И спросил у отца Эмиля: – Остался в деревне кто-нибудь, хорошо его знавший?