После Путина - читать онлайн книгу. Автор: Константин Долгов cтр.№ 14

Страница

Итак, акцент делался не на экономике свободного рынка, не на экономике шока, а на экономике в сочетании с государственничеством. Отмечу, что Путин не пошёл по социалистическому пути (причин множество, не буду перечислять, но лично я не считаю отказ от этого варианта развития безоговорочно правильным), а также не поддался соблазну руководителя любой неблагополучной страны (каковой, несомненно, была Россия после дефолта) строить экономику популистскую. Он поступил так же, как поступил с Касьяновым: дал возможность работать инструментам рыночного капитализма, но лишь до той степени, пока они способствуют восстановлению государства и росту общего благосостояния. Более того, первые годы работы Путина многое в экономике выглядело «либеральнее», чем в ельцинские времена. Смотрите сами: практически сразу после избрания Путин в послании Федеральному собранию указывает наиважнейшие, по его мнению, экономические задачи. Какие? А вот какие: обеспечить гарантии собственности, равенство конкуренции, снизить налоги, отказаться от государственного патернализма… Где же здесь государственничество, спросите вы. Это же чистейшей воды либерализация — и только её начало! Ведь далее, в 2001–2003 годах, запускаются пенсионное страхование и рыночный оборот земель, в том числе сельхозназначения, приватизируются государственные предприятия (более тысячи только за 2003 год), трудовое и налоговое законодательство полностью перестраивается под рыночные стандарты. Что же это, если не переход на свободные рыночные рельсы ^[4]?

На мой взгляд, ни о каком переходе речь идти не может. Все эти меры использовались как инструменты, необходимые ровно до того момента, пока они сохраняют эффективность. Если вы ознакомитесь с типичными рыночными преобразованиями (например, в рамках упоминавшегося неолиберализма Милтона Фридмана), то обнаружите, что в них свободный рынок — это цель, причём цель самодовлеющая и догматическая, оправдывающая любые средства для её достижения. Трудно представить себе нечто более тоталитарное, чем экономическая идеология свободного рынка, поскольку она априори не признаёт никаких границ и ограничений — нравственных, логических, государственных. Мерилом эффективности в ней является… рынок как таковой. Поэтому если при «освобождении» рынка от государства происходит всеобщее обнищание, а государство теряет всё, кроме гигантских долгов, это немедленно объясняется требованиями рынка и действием его «невидимой руки». Шаловливой такой ручки, легко разрушающей предприятия, города, государства.

В том, что Путин прибегал к либеральному реформированию, приватизации и прочим рыночным преобразованиям всего лишь как к своевременным инструментам, я практически не сомневаюсь. При этом я ещё раз подчеркну: я без какого-либо восторга к этим инструментам отношусь и считаю, что применять стоило не их, а совсем другие инструменты, но… всё-таки результаты говорят скорее не в мою пользу. Смотрите сами: 2000 год — десятипроцентный рост ВВП, 2001-й и 2002-й — пятипроцентный, 2003-й — семипроцентный; реальные зарплаты только в 2000 году выросли на 20 %, промышленное производство в 2003-м — на 7 %. В целом за первый президентский срок ВВП в среднем рос ежегодно на 6 %, бюджет и внешняя торговля были профицитными, уменьшился внешний долг и выросли валютные резервы ^[5]. Даже если на секунду принять излюбленную версию либералов о том, что всё дело исключительно в высоких ценах на нефть, то ведь сверхприбыль от проданных ресурсов тоже можно использовать по-разному, верно? Можно поиграть в популизм, раздать населению какую-нибудь мелочишку и этим ограничиться. А между тем даже о монетизации льгот, о самом, пожалуй, болезненном решении, Путин заявил как о неизбежности ещё в своей первой предвыборной программе в 2000 году… Ничто не обязывало Путина действовать именно так, как он действовал, никакие внешние или внутренние непреодолимые рычаги, — только собственные представления о нормальном экономическом развитии. Если бы не они, то никакого подъёма России в нулевых не было и близко, даже при нефти вдвое или втрое более дорогой.

При этом нельзя сказать, что у Путина была какая-то чётко разработанная стратегическая программа. Стратегия была, а вот программу он оставлял профессиональным экономистам, предпочитая в общем руководстве и целеполагании реагировать на новые обстоятельства. Это, кстати, серьёзный момент. Любая стратегическая программа уязвима по отношению к непрогнозируемому контексту. К экономическим программам это относится особенно, потому что многие экономисты мыслят как технократы, игнорируя тот факт, что любое общество способно руководствоваться не только рациональными, но и совершенно иррациональными мотивами. Это снижает прогнозируемость любых социальных (в широком смысле, включая экономические) процессов и управляемость любых социальных взаимодействий — в общем, существенно ограничивает применимость и работоспособность любых стандартизированных стратегических схем. По этой же причине (вот она, пресловутая общественная свобода воли, которая препятствует детерминизму всех сортов) историки и социологи всегда говорят о «законах общественного развития» с поправкой на возможные необъяснимые отклонения. Иногда это называют «поправкой на случайность», хотя это и не совсем корректно, точнее было бы сказать «поправка на необъяснимость». Так или иначе, но статистические прогнозы в случае с социальными процессами всегда имеют большой диапазон отклонения, а многие экономисты их абсолютизируют, искренне полагая, что между социальными группами, состоящими из людей, и абстрактными числовыми множествами нет принципиальной разницы.

Страница