Восхождение самозваного принца - читать онлайн книгу. Автор: Роберт Энтони Сальваторе cтр.№ 76

Так не госпожа ли Дасслеронд спасла тогда Джилсепони от отца-настоятеля Маркворта?

Мозг Де'Уннеро лихорадочно работал. Если этот Ночной Ястреб — сын Полуночника, а Де'Уннеро чувствовал, что так оно и есть, тогда его мать — Джилсепони. Мальчишка, похоже, даже не подозревает об этом. И его глаза! Бывший монах прекрасно помнил эти голубые глаза. У Ночного Ястреба были глаза Джилсепони.

Маркало Де'Уннеро чувствовал, что победа, одержанная им сегодня, не шла ни в какое сравнение со всеми его прежними победами.

Джилсепони стояла на поле с пожухлой бурой травой. Над головой серело небо. Женщина смотрела на такие же серые возвышавшиеся стены. Их камни, потрескавшиеся и выщербленные природной стихией, говорили о многовековой традиции веры, столь же давней и величественной, как и само королевство. Пожалуй, ни один человек в Хонсе-Бире не мог взирать на громаду монастыря Санта-Мир-Абель без глубокого внутреннего трепета. Аббатство стояло на самой вершине утеса, глядя на темные и холодные воды залива Всех Святых. Монастырские стены растянулись на целую милю. Украшенные искусной резьбой, увенчанные статуями святых и всех отцов-настоятелей аббатства, эти массивные стены также служили своеобразными скрижалями абеликанского ордена, символом его непреходящей силы. Кто-то, глядя на них, получал успокоение и уверенность, а кто-то…

В Джилсепони вид этих стен по-прежнему будил гнев и отвращение. В подземных застенках монастыря окончили свои дни ее приемные родители — Грейвис и Петтибва Чиличанки. Здесь же томился Смотритель. Если бы тогда Джилсепони и Элбрайн не спасли кентавра, его ожидала бы та же участь — быть замученным или брошенным умирать от голода. Здесь началось жуткое судилище над правдивым и стойким магистром Джоджонахом, которого затем сожгли у позорного столба на площади близлежащей деревни. За этими стенами долгие годы обитал некогда всемогущий отец-настоятель Маркворт, виновный в том, что она потеряла ребенка.

Как в свое время она мечтала разнести в прах этот монастырь!

Теперь Джилсепони, оставившая прошлое позади, могла подавлять в себе эти чувства. Она научилась видеть дальше своего гнева и горечи личных потерь. В истории Санта-Мир-Абель были не только мрачные и позорные страницы, и Джилсепони знала об этом. Ведь стены монастыря возводили те, кого вдохновляли высокие идеалы, кто верил, что помимо собственной личности и тусклой повседневности существует нечто более величественное. Здесь начинался путь таких воинов за добро и истину, как Эвелин Десбрис и Браумин Херд. Здесь в беспросветной тьме эпохи Маркворта для многих рождалась надежда.

С мыслями об этом королева Джилсепони приблизилась к монастырским воротам, возле которых увидела врытый в землю камень с выбитыми на нем словами:

Здесь в канун 830-го года Господня брат Фрэнсис Деллакорт обрел свою душу.

И здесь же летом 831-го года окончил он дни свои,

устыдивши нас и показав, каким злом является

ГОРДЫНЯ.

Отказавшись признать это,

мы, скорее всего, впали бы в заблуждение.

Епископ Браумин рассказывал ей про эту надпись. Помнится, он многозначительно улыбнулся, добавив, что магистр Фио Бурэй горячо одобрил эти слова.

— Чего только люди не сделают ради собственной выгоды, — прошептала Джилсепони, обращаясь мыслями к неистовому однорукому магистру. Она прекрасно знала: когда Фрэнсис покинул стены Санта-Мир-Абель, чтобы помогать жертвам розовой чумы, Бурэй осудил его. Он не желал даже косвенно помочь обреченным людям, предпочитая отсиживаться в монастыре и оправдывая это традициями ордена. Джилсепони помнила, с каким облегчением и даже радостью встретил магистр Бурэй весть о болезни самого Фрэнсиса. Это оправдывало его собственную трусость, прикрытую велеречивыми рассуждениями об особой миссии абеликанского ордена как хранителя духовных ценностей человечества.

Брат Фрэнсис умер на глазах Джилсепони, умер удовлетворенным и исполненным надежды, что заслужил искупление своих былых грехов.

С грустной улыбкой смотрела она на строчки памятной надписи. Она вспоминала, как сурово ополчился Фио Бурэй на Фрэнсиса, когда тот, бывший ставленник Маркворта, повернул против него… А теперь королева Джилсепони, начальствующая сестра аббатства Сент-Хонс, прибыла сюда, чтобы подать свой голос за избрание магистра Бурэя новым отцом-настоятелем ордена Абеля.

Она сознавала всю горькую иронию момента. В самом начале баффэя — третьего месяца года — Джилсепони одновременно получила известие о кончине отца-настоятеля Агронгерра и приглашение на Коллегию аббатов. Вскоре она выехала из Урсала и в течение всего пути сюда размышляла, не стоит ли ей отдать свой весомый и влиятельный голос за епископа Браумина. Однако Браумин Херд был слишком молод и неопытен для подобного поста и едва ли мог рассчитывать на поддержку магистров Санта-Мир-Абель, да и всех остальных монастырей к востоку от Мазур-Делавала. А если она, проявив упрямство, убедит друзей и союзников Браумина голосовать за него, это не принесет победы епископу, зато лишит Фио Бурэя столь необходимых ему голосов.

И тогда ее благие намерения расчистят путь к желанной цели настоятелю Олину.

Король Дануб просил жену сделать все возможное, чтобы этот человек не был избран на высший в абеликанской церкви пост. Как бы ни относилась Джилсепони к однорукому магистру, она сознавала: избрание главой церкви Абеля аббата Олина, известного своими тесными связями с Бехреном, окажется катастрофой не только для ее мужа, но и для всего Хонсе-Бира.

Итак, Фио Бурэй искренне ратовал за надпись на камне, установленном в память о брате Фрэнсисе Деллакорте. Столь же искренне он убеждал Джилсепони стать епископом Палмариса, а затем и начальствующей сестрой Сент-Хонса. Он стремился не только упрочить позиции церкви в Палмарисе, но и заручиться голосом Джилсепони на Коллегии аббатов. Если отбросить всю дипломатическую казуистику, расчет однорукого магистра был не таким уж и хитрым. Он прекрасно знал, что, будучи королевой Хонсе-Бира, Джилсепони предпочтет любого кандидата, даже самого Бурэя, только не настоятеля Олина из Сент-Бондабриса.

Думая о дипломатических ходах Бурэя, Джилсепони невольно улыбнулась. Конечно, ему далеко, очень далеко до отца-настоятеля Маркворта. В первую очередь Фио Бурэй страстно желал остаться в памяти народа Хонсе-Бира. Какими бы ни были его личные чувства или недостатки, ему приходилось действовать так, чтобы оставить добрую память о себе. Иными словами — действовать в интересах народа. Бурэй видел, какой любовью пользовалось в народе имя Эвелина — да и могло ли быть иначе в те годы, когда только-только было побеждено страшное бедствие, которое принесло с собой нашествие розовой чумы? И теперь он будет стараться быть во главе народной любви к Эвелину. Ему просто придется это сделать.

Джилсепони чувствовала, что может с чистой совестью отдать свой голос за Фио Бурэя. Как говорят, не мил посланник, да послание дорого. А послание отца-настоятеля Бурэя в эти времена явно будет благодатным и даже благотворным.