Меловой Человек - читать онлайн книгу. Автор: С. Дж. Тюдор cтр.№ 31

На секунду мне показалось, будто с блондинкой что-то не так. Констебль Томас крепко держал ее за руку и не столько вел, сколько тащил к алтарю. По церкви пробежал шепоток.

Мать Майки шепнула что-то его отцу. Они встали. Его лицо исказилось от гнева. Отец Мартин, все еще стоящий за кафедрой, сказал:

— Если вы пришли выразить соболезнования почившему, мы все сейчас пойдем на кладбище.

Констебль Томас и блондинка остановились. Он оглядел церковь и всех нас. Никто не хотел встречаться с ним взглядом. Мы все сидели, смущенные. Нам было любопытно, но все старались этого не показывать. Блондинка стояла, устремив взгляд в землю, как будто мечтала провалиться сквозь нее, как это предстояло Шону Куперу.

— Соболезнования? — медленно повторил констебль Томас. — Нет уж. Не думаю. Не собираюсь я выражать соболезнования. — А затем он взял и плюнул на пол. Прямо перед гробом. — Только не мальчишке, который изнасиловал мою дочь.

По церкви прокатился общий вздох. От скамей до самых стропил. По-моему, даже из моего рта вырвался сдавленный звук. Изнасиловал? Я не знал, что значит «насиловать» (думаю, я во многих смыслах оставался довольно наивным для своих двенадцати лет), но я понимал: наверное, это значит заставлять девушку делать то, чего она не хочет. И это плохо.

— Ты — лживый ублюдок! — закричал отец Железного Майки.

— Ублюдок? — зарычал констебль Томас. — Я скажу тебе, кто тут ублюдок! — И он указал на свою дочь. — Ублюдок — это то, что теперь сидит у нее в животе!

Еще один вздох. У отца Мартина было такое выражение лица, словно кожа вот-вот сползет с костей. Он открыл было рот, но прежде чем он успел издать хоть один звук, раздался душераздирающий рев, а затем отец Железного Майки метнулся вперед и набросился на констебля Томаса.

Отец Железного Майки не был здоровяком, но был коренастым и быстрым, и он застал констебля Томаса врасплох. Полицейский покачнулся, однако устоял на ногах. Они толкались, дергались взад-вперед и хватали друг друга за руки. Это напоминало какой-то странный дикий танец. А затем констебль Томас отшатнулся и замахнулся кулаком, метя отцу Железного Майки в голову, но тот каким-то образом увернулся и замахнулся в ответ. Его удар угодил в цель, и констебль Томас отлетел назад.

Я понял, что произойдет, за секунду до того, как это случилось. Думаю, как и все остальные. Раздались крики, кто-то завопил: «Не-е-е-ет!», и констебль Томас врезался прямо в гроб Шона Купера. Он сбил его с подставок, и гроб с грохотом свалился на пол.

Я не представлял себе, что случится дальше, ведь крышку гроба должны были крепко прибить. Я имею в виду, раз уж его собирались нести на кладбище, вряд ли планировали снова открывать. Но прямо в тот миг, когда гроб с жутким треском рухнул на пол, — кстати, этот треск здорово напомнил мне тот звук, с которым двигались кости Шона в моем кошмаре, — крышка откинулась и я увидел мелькнувшую внутри белую руку.

А может, этого и не было. Может, все дело в моем ненормальном, дурацком воображении. Все произошло так быстро. Почти в тот же миг, когда гроб упал на пол, по церкви разнеслись крики, а затем несколько человек подскочили к нему и совместными усилиями вернули на подставки.

Констебль Томас неуверенно поднялся. Отец Железного Майки так же нетвердо стоял на ногах. Он поднял руку так, словно хотел снова ударить констебля Томаса, но вместо этого обернулся, взглянул на гроб, бросился на него и зашелся в тяжелых воющих рыданиях.

Констебль Томас тоже обернулся. Вид у него был слегка ошеломленный, как будто он очнулся от какого-то ужасного сна. Его кулаки сжались и разжались. Он провел рукой по своим темным волосам, всклокоченным и мокрым от пота. Под правым глазом налился синяк.

И вдруг раздался шепот:

— Пап… пожалуйста.

Констебль Томас оглянулся на дочь, снова схватил ее за руку и потащил обратно по церковному проходу. У самой двери он оглянулся.

— Мы еще не закончили, — проскрипел он.

И они ушли.

Все происшествие заняло три или четыре минуты, но казалось, что намного больше. Отец Мартин прокашлялся, но все равно слышались только рыдания отца Железного Майки.

— Мне очень жаль, что нас прервали. Сейчас мы все выйдем во двор и продолжим службу. Прошу всех встать.

Снова зазвучала музыка. Родственники Железного Майки оттащили его от гроба, и мы все вышли на улицу, на кладбище.

Не успел я переступить через порог церкви, как мне на голову упала дождевая капля. Я поднял голову. Лазурь неба затянуло густыми серыми облаками. Дождь застучал по крышке гроба и собравшимся людям.

Никто не взял с собой зонтики, и мы все сгрудились в яркую красно-голубую массу, сгорбившись под порывами нарастающего холодного ветра. Когда гроб начали медленно опускать в землю, меня пробрала легкая дрожь. Все цветы убрали. Как будто хотели подчеркнуть, что не позволят чему-то яркому и живому упасть в эту глубокую темную яму.

Я думал, что драка внутри церкви была худшей частью похорон, но ошибался. Это было худшей частью. Шорох и стук земли, падающей на крышку гроба. Вонь влажной грязи под умирающим солнцем сентября. Я смотрел на разверстую, зияющую дыру в земле и остро осознавал, что оттуда нет возврата. Не помогут никакие извинения, никакие увертки, даже записки от мамы. Смерть абсолютна и окончательна, и ничего с ней не поделаешь.

Когда все закончилось, мы медленно потянулись прочь с кладбища. В церковном холле устроили небольшой банкет — сэндвичи и напитки.

Мама сказала, что это называется «поминки».

Мы уже почти добрались до ворот, когда внезапно к маме с папой подошел их знакомый. Прямо за нами шел Толстяк Гав с родителями — они разговаривали с матерью Хоппо. Я видел в отдалении родителей Железного Майки, но сам он куда-то пропал. Думаю, он был где-то неподалеку.

Я внезапно понял, что остался один, — стоял, как потерянный, на границе кладбища.

— Привет, Эдди.

Я обернулся. Ко мне подошел мистер Хэллоран. Он надел шляпу, чтобы укрыться от дождя. В руках у него была пачка сигарет. До этого я никогда не видел его курящим, но помнил пепельницу у него дома.

— Здрасте, сэр.

— Как ты?

Я пожал плечами:

— Не знаю, честно говоря.

Была у него такая особенность, которой не обладало большинство взрослых, — ему не хотелось врать.

— Все хорошо. Ты совсем не обязан испытывать скорбь.

Я замялся. Я не был уверен, что знаю, как на это отвечать.

— Нельзя скорбеть обо всех, кто умирает, — сказал он, понизив голос. — Шон Купер был хулиганом. То, что он мертв, этого не меняет. И в то же время не делает случившееся менее трагичным.

— Просто потому, что он ребенок?

— Нет. Потому что у него не было шанса исправиться.