Я бросился к двери. На полпути механическая рука догнала меня и повалила наземь. Я перекатился и вскочил, однако стальные челюсти снова опрокинули меня и потянулись к лицу. Не знаю, откуда взялись силы: в последний момент я сумел вскочить, одним прыжком добрался до двери, потянул ручку на себя и ввалился внутрь. Рука с грохотом ударилась о дверь, механическая клешня сомкнулась на дверной ручке и потянула ее на себя. Стальная дверь весила не меньше пятисот фунтов, но рука без труда вырвала ее из петель и подняла в воздух.
Я бросился назад через камеры: герметизации, сушильную, комнату дезактивации с душем. Вот и Тзенонг – скорчился перед иллюминатором с пистолетом-пулеметом в руке; другая рука лежала на панели управления роботом. Лицо у него было совсем серое – от потери крови или от радиации, просочившейся сквозь пулевые отверстия в комбинезоне. Но глаза за защитными очками по-прежнему горели ненавистью. В этот миг мне вспомнилось все, что я читал о нем в справке намибийского психолога. Тзенонг медленно стал наводить на меня пистолет, и я дважды спустил курок «Вальтера». Его отшвырнуло к стене, ненависть в глазах исчезла, сменившись удивлением, а в следующий миг стерлось и оно. Бен Тзенонг был мертв.
Пульт управления роботом оказался устроен достаточно просто. Я вытянул механическую руку и направил ее вперед, туда, где безостановочно трудился Уэлли. Поглощенный своим делом, он ничего не замечал. Я подвел клешню к нему сзади, схватил за плечи, прижав ему руки к бокам, и понес его по воздуху к двери. Уэлли бился и брыкался. Сжав клешню чуть сильнее, чтобы он не вырвался, я оставил его висеть в воздухе перед дверью и побежал через все камеры к нему.
Лицо Уэлли превратилось в маску чистого, беспримесного ужаса.
– Где детонатор? – крикнул я.
– У каждого заряда детонатор свой! – прокричал он в ответ. – Через две минуты! Через две минуты все взорвется! Мы не сможем остановить взрыв, никто уже не сможет! Отпустите меня, отпустите!
– Как отключить детонаторы?
– Их нельзя отключить, уже нельзя, отпустите меня, пожалуйста, отпустите! – истерически вопил он.
– Это твоя вечеринка с фейерверком. Наслаждайся местом в первом ряду!
– Нет, пожалуйста, помогите! Я все расскажу!
– Какие еще станции взорвутся?
– Никаких. Только эта. Умоляю вас.
– Как отключить детонаторы?
– Их нельзя отключить, клянусь вам, нельзя, надо бежать отсюда, пожалуйста, умоляю!..
Я повернулся к этому слизняку спиной и бросился назад, к пульту управления. Если он говорит правду, у нас остался лишь один шанс. Я поднесу его обратно к опорам, и он снимет взрыватели. Ничего другого мы просто не успеем. Я нажал на рычаг: механическая рука описала плавную дугу в воздухе и понесла Уэлли к последнему установленному им взрывному устройству. Он бился и брыкался, словно кролик в силках. Я не успел поднести его к опоре: бомба взорвалась, а за ней еще одна, на соседней опоре. Обе разлетелись на куски, и весь реактор опасно покосился: от падения его удерживал только пучок труб. Уэлли отчаянно бил ногами в воздухе. Надеюсь, он наслаждался зрелищем из своей королевской ложи. Затем взорвались, одна за другой, бомбы, закрепленные на трубах – и реактор, в облаке дыма и пара, повалился наземь, перевернувшись вверх тормашками.
Странный, молочно-белый свет заполнил помещение; он становился все ярче и ярче. Где-то взвыла сирена. Я бросился в коридор, надеясь найти какое-нибудь начальство. Тщетно, конечно. Вокруг меня метались с криками приблизительно пятьсот человек, гудел сигнал тревоги, ад разверзся на земле – и посреди этого ада стоял я, выжатый как лимон, и думал: может, все-таки вернуться в комнату дезактивации и принять душ?
Глава 27
День, когда взлетел на воздух реактор в Хантспил-Хед, местные жители запомнят надолго. Город отделяют от атомной станции пять миль, однако ударная волна прошлась по нему, словно землетрясение. Люди на улицах и в домах падали наземь. Согласно официальным данным, в четырехсот двенадцати домах пришлось заменять оконные стекла. Дрожь земли продолжалась не более десяти секунд, затем все стихло. Случилось это через три часа и десять минут после того, как я покинул станцию.
Почти все в городе в ужасе смотрели на запад, в сторону АЭС, против постройки которой рьяно боролись, – уверенные, что их страхи сбылись. Сперва они увидели, как над горизонтом поднимается столб дыма; несколько секунд он рос, затем начал загибаться на запад; а затем защитная оболочка реактора номер три перестала существовать. Она обратилась в серо-сизо-коричневое облако, которое несколько секунд распухало во всех направлениях сразу. Больше из почернелого кратера в земле не вышло ничего.
Облако росло и расширялось, пока не приняло форму пухлой сигары четырех миль в длину и пятнадцати миль в ширину. Подгоняемая ветром, со скоростью пятнадцати миль в час «сигара» устремилась на запад, проплыла над Бристольским проливом и вышла в Атлантический океан.
Взрыв и последовавшее за ним смертоносное облако принесли Англии только четыре смерти. Все суда в проливе и в Атлантике были своевременно предупреждены о размере и направлении облака и убрались с его пути – все, кроме роскошного прогулочного катера, сломавшегося прямо у входа в канал. Лишь несколько часов назад катер этот вышел из бухточки неподалеку от Хантспил-Хед: путь он держал в Кинсейл. На борту катера, кроме шкипера, плыли трое специалистов из Хантспил-Хед: контролер электроаппаратуры, программист и инженер-гидравлик. Три пустых места на катере предназначались для Хораса Уэлли, Бена Тзенонга и Патрика Клири. Облако проплыло прямо через катер: четверо мужчин бросились в трюм, но палуба из полированного тикового дерева не особенно их защитила. К тому времени как облако поплыло дальше, и катер, и его пассажиры представляли собой не слишком приятное зрелище. Последний из них умер полчаса спустя.
Из Хантспил-Хеда я полетел прямиком в Стратегический штаб в Шропшире. Реактор остался неповрежденным, и дул сильный юго-западный ветер.
– Реактор вышел из-под контроля, – сказал Файфшир. – Такую ситуацию специалисты называют «аварией со всплеском мощности» – хоть в данном случае это никакая не авария.
Странное дело: Файфшир выглядел совсем не так угрюмо, как следовало бы. Наверное, произошло что-то еще, о чем я пока не знал. Сам я пребывал в самом мрачном расположении духа и никаких хороших новостей даже предположить не мог. Думал я в основном о Дине. Три раза пытался до нее дозвониться, предупредить, чтобы она бросала все и бежала на север, как можно быстрее и как можно дальше, – и трижды она бросала трубку.
Я кивнул Файфширу.
– Насколько я понимаю, – продолжал он, – диверсанты взорвали две из четырех опор, на которых покоится корпус реактора, а также повредили трубопроводы, по которым подается охладитель. Ядро реактора перевернулось вверх тормашками, корпус треснул, и весь хладагент вылился на землю. Когда реактор перевернулся вверх дном, из него выпали контрольные стержни. Они находятся сверху. В чрезвычайных ситуациях, когда все другие системы и предосторожности отказывают, эти стержни под действием гравитации полностью опускаются в ядро реактора, и реакция останавливается. Но реактор перевернулся, так что произошло ровно обратное: стержни полностью вывалились, и температура в ядре начала возрастать с фантастической скоростью. Такого никто и предположить не мог – никому не приходило в голову, что контрольные стержни можно просто вытащить. Конечный результат таков: защитная оболочка реактора номер три наполняется паром, и пар этот стремительно расширяется. Все клапаны сброса давления и системы фильтрации Тзенонг, Уэлли и их сообщники вывели из строя, так что давление растет, и в любой момент может прогреметь большой взрыв. Очевидно, большой взрыв здесь намного предпочтительнее маленького. Наши специалисты говорят в один голос: при достаточно мощном взрыве реактор просто разнесет в клочья – значит, он не будет нагреваться дальше и не создаст ситуацию, которую Айзек Квойт называл. как бишь там. австралийским. а, нет, китайским синдромом. Если реактор просто разнесет в клочки, произойдет мощный выброс радиации, сформируется достаточно большое радиоактивное облако – и все. Если же реактор останется неповрежденным, радиация будет отравлять почву дни и недели, если не месяцы.