Мир завтра. Как технологии изменят жизнь каждого из нас - читать онлайн книгу. Автор: Стивен Котлер cтр.№ 53

Эмбриональным в науке называют период развития зиготы от момента ее формирования до того момента, когда становятся различимыми органы; необходимо четко разделять эмбриональный и фетальный (когда эмбрион становится плодом) периоды. У эмбриона нет лица. У него нет ничего, в чем хотя бы смутно можно было увидеть человеческий образ. Под микроскопом он выглядит как покрытый воском жгут, туго скрученный в клубок.

Можно подойти к этому вопросу и с другой стороны. Современная медицина определяет смерть как прекращение функции мозга. Это означает, что противоположность смерти – рождение жизни – должна трактоваться как появление мозговой функции. Самым ранним признаком рождения автономной нервной системы ученые считают появление болевых реакций, а это происходит где-то на девятнадцатой неделе беременности, когда эмбрион уже стал плодом.

Если вы проигнорируете эти факты и все равно попытаетесь доказать Верховному суду, что научное сообщество и американская общественность изменили свой взгляд на статус эмбриона, тогда вам потребуются прецеденты. Вам придется предъявить свидетельства того, как в не связанных с абортом, но аналогичных ситуациях эмбрион оказывался под такой же защитой закона, что и плод или взрослый человек.

С этой целью президент Буш посадил в судах низших инстанций судей, настроенных против абортов, и назначил генерального прокурора с таким же мировоззрением, а именно Джона Эшкрофта. Затем в октябре 2002 года правительство изменило устав Министерства здравоохранения и социальных служб США в части проведения научных исследований на людях. Прежняя версия устава гарантировала юридическую защиту беременным женщинам и плодам. В новую версию включены также эмбрионы. Далее, в то время как многие женские организации добиваются государственной поддержки в деле охраны здоровья беременных женщин, администрация Буша распространила действие Государственной программы страхования здоровья детей на эмбрионы и плоды, но, как ни странно, не на беременных женщин. Буш также лоббировал запрет на форму аборта, называемую «частичными родами» (другое название – внутриматочная черепная декомпрессия). Эта процедура, ранее применявшаяся преимущественно в экстремальных, угрожающих жизни женщины обстоятельствах, теперь будет запрещена законом. Кроме того, Буш вернул к жизни рейгановскую политику затыкания ртов, запрещая организациям, занимающимся планированием семьи и получающим средства из федерального бюджета, обсуждать со своими клиентами аборт как один из вариантов решения проблемы или предоставлять услуги, связанные с абортом.

«Смысл всего этого состоит в том, – говорит Эллисон Хервитт, начальник отдела по связям с правительством Национальной лиги действий за право на аборт, – чтобы узаконить права эмбриона. Это отнюдь не какие-то частности, а хорошо продуманная стратегия, направленная на то, чтобы отменить легализацию абортов. И одним из следующих этапов данной стратегии станет запрет на исследования стволовых клеток, причем дело тут не в самих исследованиях, а в том, что такой запрет поможет противникам абортов реализовать их истинные цели».

4

Под микроскопом стволовые клетки впечатляют даже меньше, чем эмбрионы, по существу, смотреть не на что. Они растут крошечными группами (даже при десятикратном увеличении отдельная клетка выглядит меньше булавочной головки), их можно уподобить грозди покрытых слизью и отливающих металлом ягод. «В некоторой степени даже смешно, – говорит доктор Ларри Голдстайн, – что эта невзрачная на вид мелюзга способна вызвать такой переполох».

Голдстайну, еще одну ученому, оказавшемуся в самом центре шумихи, вызванной исследованиями стволовых клеток, под пятьдесят. У него приятная наружность и дружелюбный характер. Будучи профессором клеточной и молекулярной медицины в Калифорнийском университете в Сан-Диего, он руководит двадцатью тремя исследователями и наблюдает за несколькими тысячами лабораторных мышей. Он и его сотрудники пытаются разобраться в том, каким образом белки, липиды и органеллы проходят сквозь нейроны и мозговые клетки, поскольку эта информация может помочь в лечении болезни Альцгеймера, болезни Хантингтона и бокового амиотрофического склероза. Но для получения этой информации Голдстайну нужны стволовые клетки.

Пока он обходится стволовыми клетками мышей, использование которых дебатов не вызывает. «Но лет через пять, – говорит Голдстайн, – если нам действительно удастся подобраться к излечению этих болезней, мне потребуется доступ к эмбриональным стволовым клеткам, и я хочу быть уверен, что он будет мне гарантирован».

Вопрос о доступности стволовых клеток является вторым фронтом в этой битве. Летом 2001 года, вскоре после обращения «О положении страны», президент Буш издал указ, ограничивающий федеральное финансирование исследований стволовых клеток семьюдесятью восемью уже культивируемыми линиями. Эти линии выращивались в период с 1998 года, когда впервые были изолированы человеческие эмбриональные стволовые клетки, до 2001 года, когда был издан указ, прекращающий финансирование такого рода работ. «Проблема в том, – поясняет Вайсман, – что все 78 линий происходят от людей, которые пользовались услугами искусственного оплодотворения. Это весьма специфический срез населения Америки. Это люди богатые, белые, бесплодные. А одним из фундаментальных принципов биоэтики является справедливое распределение. Это означает, что, когда ученые работают над методами лечения, они стремятся помочь всем людям, а не только богатым, белым и бесплодным».

Последствия президентского указа были огромны. Практически сразу после этого вся команда пионера исследований стволовых клеток Роджера Педерсена, прежде работавшая в Калифорнийском университете в Сан-Франциско, упаковала чемоданы и перебазировалась в Англию, где никаких ограничений на такого рода исследования нет. О своем дружелюбном отношении к этим исследованиям заявили и многие другие страны, включая Израиль, Японию, Францию и Австралию. Сингапур проявил еще большую активность в этом направлении, объявив себя «международным центром исследований стволовых клеток», выделив на эти работы 15 миллиардов долларов и быстро переманив ведущих американских ученых – в том числе Эдисона Лью, который некогда возглавлял Национальный институт онкологии США, а теперь руководит недавно образованным в Сингапуре Институтом генома.

Эти события нанесли особенно тяжелый удар по Калифорнии, которая долгое время являлась лидером в сфере развития биотехнологий. К примеру, в одном только 2002 году калифорнийским биотехнологическим компаниям было выдано более 19 тысяч патентов. Отставание идущего на втором месте штата Нью-Йорк с его 6100 патентами было огромным. Кроме того, лопнувший в 2001 году пузырь доткомов обошелся Калифорнии в 12 миллиардов долларов, и в настоящее время бюджетный дефицит штата приближается к 35 миллиардам. Иными словами, дальнейшее успешное развитие биотехнологий было совершенно необходимой предпосылкой финансового выживания Калифорнии в будущем.

Чтобы остановить утечку мозгов и направить финансовые потоки на укрепление биотехнологической отрасли в Калифорнии, сенатор Дебора Ортис (демократ, округ Сакраменто) внесла в сенат штата законопроект, позволяющий использовать бюджетные средства штата и частные пожертвования для проведения исследований стволовых клеток на территории Калифорнии. Законопроект стал законом 20 сентября 2002 года, в связи с чем губернатор Калифорнии Грей Дэвис заявил репортерам: «Этим законом мы открыли двери штата для инвестиций, способных спасти множество жизней… Мы ожидаем, что исследования в сфере стволовых клеток привлекут в наш штат лучшие мировые умы. В настоящее время в Калифорнии насчитывается 2500 биомедицинских компаний, в которых занято 225 тысяч человек. Суммарная зарплата работников данной отрасли за 2000 год составила 12,8 миллиарда долларов. Продолжение этих исследований привлечет в наш штат дополнительные финансовые потоки и, что еще важнее, позволит спасти жизнь многим людям».