– Погодите, Алла, давайте по порядку, – остановила ее Лена. – Значит, вы видели, как уборщица Красина спускалась с веранды… в какое примерно время?
– Да вот за несколько минут до того, как раздался женский крик. Это жена погибшего кричала. Я как раз из зала с грязной посудой шла, тетя Галя мне навстречу попалась, и буквально сразу закричала эта женщина.
– Почему же вы следователю об этом не рассказали?
– А он не спрашивал. Я сейчас случайно вспомнила, когда стала вечер тот в голове прокручивать.
– Спасибо, Алла, вы мне очень помогли.
– Я пойду тогда? А то работа… – Девушка убежала из кабинета с такой поспешностью, словно боялась, что Лена ее остановит.
«Пока все идет так, как я предполагала, – думала Лена, шагая к своей машине, припаркованной в самом дальнем углу стоянки «Титаника». – Свекровь, скорее всего, видела что-то. Все равно не понимаю, почему я Арине не верю. Слова официантки только подтверждают ее показания, а мне кажется, что было как-то иначе».
Она села в машину и еще долго сидела, не трогаясь с места. Потом вышла из машины, обошла здание ресторана и оказалась как раз у тех камней, на которые упал Сергей Долженков. Запрокинув голову, Лена прикинула, что шансов выжить у него, конечно, не было – он упал и ударился затылком, умер мгновенно.
«Если не было скандала, если никто ничего не видел, никто никуда не выходил – то что же на самом деле произошло? У меня на руках чистосердечное признание, а я мучаюсь, потому что не верю. По сути – Арина единственный свидетель, она очень подробно все описала, почему я-то сомневаюсь?»
У нее в сумке зазвонил телефон, это оказался Паровозников:
– Ты дома?
– Нет, я у «Титаника».
– А что ты там делаешь? – удивился Андрей.
– Разговаривала с официанткой, работавшей в день убийства. И ты знаешь… она мне сказала, что Красина спускалась с веранды за несколько минут до того, как Арина подняла крик. Кстати, она чистосердечное написала.
– Ну, и чего ты маешься тогда? Оформляй – и в суд.
– Мне кажется, что мы ошиблись.
– «Мы»? Очень оригинально.
– Ну, хорошо, пусть я ошиблась. Но ведь ошиблась, понимаешь? Мне необходимо поговорить с Красиной, и я не знаю, как к ней пробиться. Там такая врач – дай бог каждому.
– Ты думаешь, Красина тебе что-то скажет?
– Думаю, что скажет. Ее сын погиб, и она видела, кто его столкнул. Мне нужно всего лишь ее подтверждение, иначе я так и буду мучиться.
– Ну, давай с утра сгоняем в больницу, может, там что-то сдвинулось.
– Заедешь?
– Машина у меня накрылась, в сервис отогнал.
– Ну, тогда приезжай на трамвае, поедем на моей.
– Ты погулять не хочешь? – вдруг спросил Андрей, и Лена едва не ответила «да, хочу», но бросила взгляд на часы и поняла, что в этом случае поспать не удастся совсем, а потому отказалась:
– Давай в другой раз?
– В другой, так в другой, – покладисто согласился Паровозников. – Завтра в семь тридцать я у тебя.
– Поднимайся, я тебя завтраком накормлю.
– Заметано, – и Андрей положил трубку.
О звонке Голицыну Лена так и не вспомнила.
Утром она встала рано, приготовила тесто для оладий и довольно быстро напекла полную тарелку. Приняв душ и накрасившись, Лена сварила кофе и приготовилась ждать Андрея, но он явился минута в минуту.
– Ого, как тут встречают, – втянув с порога носом запах оладий, пробормотал он. – И варенье, поди, есть?
– Клубничное, – кивнула Лена. – Проходи, а то остынут.
Упрашивать Паровозникова не пришлось, он довольно быстро управился с оладьями, откинулся на спинку стула и закурил:
– Ты спала хоть немного?
– Что, плохо выгляжу?
– Нормально выглядишь. Просто я ж тебя знаю – ты любишь копаться в себе, выискивая, где ошиблась. Но тут, я думаю, все чисто, все, как Петька и говорил – Арина столкнула мужа, а свекровь увидела. На следующий день Арина поехала к ней уговаривать никому ничего не сообщать, ну, у свекрови сердце и не выдержало. По-моему, все просто и ясно, можно закрывать и переключаться на твою секретаршу. Кстати, она в себя так и не пришла еще, я звонил.
– Я пока не хочу распыляться, закончу по Долженкову, примусь за Яровую, там время еще не поджимает. Ты, наверное, прав, но для очистки совести мне нужно поговорить с Красиной, – вздохнула Лена. – Я стала много внимания эмоциям уделять, сказывается полугодовое общение с психоаналитиком и психиатром.
Андрей сделал вид, что пропустил эту фразу мимо ушей, но Лена вдруг поняла, что ему эта тема неприятна – лишнее напоминание о том, как она из-за Кольцова проходила серьезный курс лечения.
– Ты собралась? – спросил Андрей, допивая кофе. – Поехали, а то там с утра опять какая-нибудь планерка, и привет – жди до обеда.
Облаченные в белые накидки, они шли к ординаторской. Лена почему-то волновалась, как перед экзаменом, даже ладони стали влажными. Строгая докторша оказалась на месте, но собиралась уходить – прятала под колпак пышные кудрявые волосы.
– Вы ко мне? – спросила она, поворачиваясь, и узнала Лену. – Да, точно, ко мне, я вас помню. Вы по поводу Красиной приходили.
– Я и сейчас по тому же поводу. Как ее состояние?
Врач сунула руки в карманы и присела на край стола:
– Мне бы не хотелось, чтобы вы ее допрашивали.
– Доктор, вы не понимаете, – вмешался Паровозников, чуть отодвинув Лену в сторону. – Мы ведь не из интереса сюда мотаемся, у нас полно работы. Но к вашей пациентке у нас сейчас особый интерес, нам очень важны ее показания. Понимаете, от ее слов очень многое зависит, и, возможно, то, попадет ли в детский дом ее единственный внук. Я вам лично обещаю – ни единого лишнего вопроса, сразу уйдем.
Врач долго смотрела на Андрея, думая о чем-то, и, видимо, решала, стоит ли верить его словам и как поступить. Потом, вздохнув, сказала:
– Идемте. Я предупрежу медсестру, чтобы была готова к экстренной ситуации. И очень вас прошу – будьте как можно аккуратнее в формулировках, не давите на нее. Ей действительно не стоит волноваться.
– Я же вам пообещал, – укоризненно произнес Андрей.
– Ну, посмотрим, – неопределенно отозвалась врач, шествуя впереди них в палату.
На кровати у окна лежала маленькая худая женщина с седыми, собранными в пучок волосами. Глаза ее были закрыты, тонкие руки, лежавшие поверх белого пододеяльника, казались прозрачными, и вся она производила впечатление скорее неземного существа, чем женщины, пусть и больной. Лене стало страшно – а что, если ее вопросы ухудшат состояние? Но уйти отсюда снова ни с чем она не могла.