Варвары так беззаветно, с такой энергией бросались на стену, что, казалось, готовы были разбиться о нее. Никакой каменный дождь не мог отпугнуть их.
— Подоприте дверь! — скомандовал Джавно, и монахи в количестве не меньшем, чем те, кто стоял на стене и пытался отразить атаку, поспешили завалить вход камнями.
Из трех стычек эта была самой странной. Со стороны варваров погибла еще горстка людей, несколько были тяжело ранены, тогда как ни один монах серьезно не пострадал.
Но Джавно последняя битва расстроила больше всего. В глубине души он понял, что враги острова Часовни готовы погибнуть все до единого, лишь бы освободить своих сородичей. Такой дикой преданности он никогда не встречал.
Кормик испытывал те же переживания. Он с ужасом наблюдал и шаровую молнию, и возвращение варваров, и их самоотверженную вторую атаку.
— Нам не победить, — не раз повторял он во время и после второй схватки, но только теперь в полной мере осознал, что может означать такая вот победа.
Вскоре Кормик увидел, как брат Джавно зашел в кабинет к отцу де Гильбу. Юноша решил последовать за ним и умолять их положить конец этому безумству. Но ноги ему не повиновались — не было сил на новые словесные баталии со старшими братьями.
В кабинете отца де Гильба перед настоятелем и старшим братом выстроились в ряд три монаха.
Джавно подошел к ним и выслушивал последние новости.
— Они отказываются от еды, — смущенно сказал молодой абелиец в ответ на его вопрос.
Кормик, который стоял третьим, вздрагивал от каждого слова. Это было правдой. Андрузис и остальные пленники поклялись не брать в рот ни кусочка. Шаман провозгласил, что они скорее умрут, чем подчинятся воле проклятых захватчиков.
— Так заставьте их, — произнес Джавно таким сердитым тоном, что монах невольно отпрянул.
— Мы пытались, — пробормотал он. — Держали их и насильно пихали еду им в рот. Но они почти все выплюнули.
— Значит, что-то все же съели, — заключил Джавно. — Это хорошо. Возможно, их тела переживут такое упрямство.
— Возможно, — чуть слышно повторил Кормик.
— Когда мы пришли на следующий день, везде были следы рвоты, — продолжал монах.
Джавно обернулся на отца де Гильба и издал вздох отвращения.
— Свяжите их покрепче, — распорядился он и снова взглянул на молодого абелийца. — Чтобы они не могли засунуть пальцы себе в рот.
— Да, брат, — ответил монах, потупившись.
— Четвертого поместили к ним? — спросил отец де Гильб про варвара, пострадавшего от шаровой молнии брата Муркриса.
Благодаря магии самоцветов он выжил, хотя огонь оставил на нем навсегда ужасные шрамы.
— Еще нет, святой отец, — ответил монах. — Брат Мнач опасается, что в грязи раны загноятся.
— Так подложите под него одеяло, — вмешался Джавно, и отец де Гильб кивком выразил свое согласие.
— Он быстро поправляется и будет готов отправиться в темницу через… — попытался объяснить молодой монах, но Джавно перебил его:
— Либо он поправится в подземелье, либо вовсе не выживет. Я не желаю, чтобы опасный враг разгуливал среди нас, когда его народ нападет снова. Или вы хотите, чтобы он вскочил со своей койки и убил брата Мнача, отвлекшегося на лечение одного из нас?
— Пленник связан.
— Сейчас же отведите его в подземелье, брат. Идите!
Секунду молодой абелиец колебался, затем торопливо развернулся и вышел вон.
— Нам выпало нелегкое бремя, — произнес отец де Гильб. — Но будьте крепки в своей вере. Помните, что нашему брату Мначу удалось за ночь спасти жизни того обгоревшего альпинадорца и брата Фальдо.
— Брат Фальдо еще не пришел в сознание, — уточнил Джавно. — И брат Мнач не уверен в том, что он выздоровеет.
— Все будет хорошо, — Де Гильб уверенно улыбнулся и жестом велел Джавно слушать дальше.
Следующий монах отчитался о работах по укреплению стен и сбору камней, которые предстояло кидать в варваров.
— Дикарям не пробить наши укрепления, — с уверенностью подытожил он.
Это забавное утверждение, произнесенное скорее для формы, нежели в качестве истинной оценки, по-видимому, удовлетворило старших собратьев.
Джавно потрепал монаха по плечу и подошел к Кормику.
— Водоснабжение в полном порядке, — отрапортовал юноша прежде, чем к нему успели обратиться, и словно спрашивая Джавно, зачем его позвали на это собрание. В конце концов, единственной обязанностью Кормика была поставка воды и рыбы.
— А что с рыбой?
— В озере ее полно. Она заплывает в нашу тайную пещеру за кормом, так что поймать ее несложно.
— Утройте улов, — неожиданно вмешался отец де Гильб.
— Что, святой отец? — не понял Кормик.
— Увеличьте минимум в три раза, — пояснил настоятель. — Наши враги не отступят, но, уверен, скоро им надоест гибнуть, бросаясь на стены часовни. Они постараются найти другой способ навредить нам. Если дикари поймут, что в нашем распоряжении неисчерпаемый источник продовольствия, то постараются лишить нас его. Нельзя этого допустить.
— Да, святой отец, — ответил Кормик.
— Спускаясь в пещеру, вы заглядываете к нашим гостям? — поинтересовался де Гильб.
Кормик уклончиво пожал плечами.
— Это вовсе не запрещается, — заверил его настоятель.
— Иногда, — признался юноша.
— То, что было сказано здесь, правда?
— Они не станут есть, — подтвердил Кормик и понял, что не может молчать. — Эти люди ослабнут, но не подчинятся, святой отец. Не откажутся от своей веры и не примут нашей даже ценой жизни…
— Икорный пояс, — перебил его де Гильб, обращаясь к Джавно, и тот кивнул.
При этом сравнении Кормик поморщился. Если отец де Гильб видит аналогию, то почему настаивает на том, чтобы альпинадорцы оставались в плену? Разве он не понимает, что другого исхода, кроме их смерти или бесконечных страданий, не будет?
Кормик уже готов был бросить эти вопросы им в лицо, но внезапно дверь распахнулась, и в кабинет вбежал тот монах, которому поручили перевести обожженного альпинадорца в темницу.
— К нам гонец! — крикнул он, едва переведя дух. — У главных ворот. Он прибыл из стана врага.
— Привести его сюда? — спросил настоятеля Джавно.
— Нет, — решил де Гильб, чуток подумав. — Иначе он увидит наши внутренние укрепления. Лучше поприветствуем его со стены.
Он немедленно вышел вместе с Джавно. Остальные, включая Кормика, рассудили, что приказа оставаться на месте не было, и последовали за ними.
Кормик взобрался на парапет над воротами в часовню и сразу понял, что перед ними вождь варваров с Йоссунфира. По-видимому, он был шаманом, так как носил такие же ожерелья, как у Милкейлы, только больше. Его свободное одеяние, расшитое раковинами и прочими мелкими украшениями, гремело при каждом шаге. Наконец, ему было явно за шестьдесят лет, что говорило о высоком положении в племени. Милкейла рассказала Кормику об альпинадорцах достаточно, чтобы он это усвоил.