— Кушать-то будете? — спросила она. — А то у меня овсянка есть и тушеный ягненок. Всего неделю назад зарезали, еще черви не поточили.
Кадайль повернулась к своим спутникам, но их лица и позы выражали полное безразличие.
— Да, неплохо бы подкрепиться перед дорогой, — ответила она.
Услышав это, крестьянка улыбнулась беззубой улыбкой и поспешила в погреб за едой.
— Не видела она никакого Брана Динарда, — сказала Каллен, как только хозяйка вышла.
— Как знать. Не стоит недооценивать воспоминания деревенских жителей, — предупредил Брансен.
— Воображение, ты хотел сказать, — поправила его Каллен. — Их жизнь — сплошная скука, год за годом. А тут приходим мы, задаем вопросы, и тоски как не бывало.
— Да ведь война же бушует всего в нескольких днях пути, — напомнил Брансен.
— Значит, они хотят отвлечься от нее, — отозвалась Каллен.
Брансен посмотрел на Кадайль, ища поддержки, но та лишь пожала плечами в ответ, ибо ободрить его было нечем. Палмаристаун остался далеко позади, дорога проходила через множество хуторов, подобных Винтерсторму, — горстка домиков и иногда одна-две мелочные лавки. До часовни Абеля оставалось меньше половины пути. Брансен надеялся, что здешнее население уж точно должно что-то знать о Бране Динарде, но, увы, все истории были похожи одна на другую. Некоторые крестьяне, как эта женщина, ткали целые ковры из словесных узоров, но пользы от подобных рассказов было ничуть не больше. Нашим путникам пришлось признать, что они так ничего и не узнали о путешествии Брана Динарда, состоявшемся двадцать лет назад.
Но Брансен не терял надежды, рассудив, что результаты его поисков вполне закономерны. Если ему суждено отыскать ответы на свои вопросы, то он наверняка найдет их в самой часовне Абеля, а не в ходе часовой беседы с очередной селянкой, когда уже в первые минуты ясно, что в ее истории воспоминаний не больше одной десятой, а остальное — поэтическая вольность. Хотя гостеприимство, с которым встречали путешественников в каждой деревне, очень скрашивало им дорогу.
— Скорей бы добраться до часовни Абеля, — сказал Брансен теще.
— Уже скоро, — улыбнулась Каллен и мягко погладила его по плечу.
— Трое, — недовольно буркнул Доусон, обращаясь к Пинауэру. — Здесь они обыкновенные рабы, а все пытаются что-то выгадать!
— Могло бы набраться и больше, — отвечал монах. — Но они уже знают, что такое война, многим даже знаком холод клинка. Здесь им тяжко, зато есть уверенность в том, что они переживут войну. А вы снова зовете их на поле боя.
— Я предлагаю им свободу!
— Здесь каждому известно, что Вангард в состоянии войны, — усмехнулся брат Пинауэр.
— Они получат землю и положение в обществе. Путь, который я предлагаю, приведет их к свободе.
— Если не в пасть гоблина. Говорят, эти твари поедают пленников и убитых врагов.
Доусон беспомощно вздохнул.
— Значит, трое? — уточнил брат Пинауэр неожиданно обнадеживающим тоном. — Это на три больше, чем было. Будьте покойны, отец Атроливан не отпустит вас с таким скудным барышом.
— Он снарядит монахов?
— Нет, конечно. У нас каждый на счету, — ответил Пинауэр. — Сейчас никак не получится. А вот самоцветы для братьев из Пеллинорской часовни…
— Она пала, — сообщил Доусон.
— Это временно, мы убеждены. Судя по последним вестям с севера, орден там возрождается с новой силой и решимостью. Многие из наших пеллинорских собратьев выжили. Мы поддержим их и вас — как самоцветами, так и другими поставками. Я уже обсудил это с отцом Атроливаном, и он дал мне полную гарантию.
— Дама Гвидра будет благодарна за эту поддержку, — кивнул Маккидж. — Но я бы хотел привезти целый трюм воинов. А их у меня только трое, да и те запросили больше, чем я планировал заплатить. Чтобы оправдать поездку сюда, мне нужно как минимум пятьдесят человек, даже с учетом вашего щедрого предложения, брат. Кроме людей, нам ничего не надо.
— Терпение, — улыбнулся брат Пинауэр. — По всему Хонсе вспыхивают сражения. Каждую неделю к нам прибывают все новые работники. Что, если я поговорю с братом Шиннигордом, который ими заведует, и попрошу его смелее орудовать кнутом? Глядишь, и ваше предложение покажется им чуть более соблазнительным.
— Было бы замечательно, — с поклоном ответил Доусон.
Брат Пинауэр пожал плечами в знак того, что это сущая мелочь.
— У нас и в самом деле многовато рабочих, — сказал он. — Они прибывают бесконечным потоком. Возможно, мне удастся убедить отца Атроливана заключить с владыками Этельбертом и Делавалом соглашение, по которому избыток людей отправлялся бы морем прямо к даме Гвидре.
— Вот это действительно помогло бы Вангарду, брат, — поспешил ответить Доусон, едва не задохнувшись от радости.
Он очень хотел обсудить это предложение с Пинауэром, но шум за дверью заставил их обернуться. В часовню в сопровождении двух местных монахов вошел молодой абелиец.
— Брат Фатуус из Палмаристауна, — представил его Доусону брат Пинауэр. — Скакал весь день со срочными вестями для отца Атроливана.
— Вы считаете, мне будет полезно их знать?
Пинауэр пожал плечами и вышел, пообещав вскоре вернуться, а Доусон снова отправился уговаривать рабочих.
— Трое, — бормотал он себе под нос, пересекая внутренний двор и содрогаясь при мысли о том, какой разнос устроит ему леди Гвидра, если он вернется с таким жалким подкреплением.
Глава десятая
ПЛАТА ТЮРЕМЩИКУ
— Быстрее! — подгонял Джавно двух товарищей, сидевших на веслах маленькой лодки, одной из немногих, оставшихся от «флота» острова Часовни.
— Мы хотим догнать привидение? — осмелился спросить один монах.
— Говорю же, я видел его, — упорствовал Джавно. — Он плыл по течению, в тумане.
— Неужели? А может, затаился? — предположил гребец.
— Его мачта была срублена, — объяснил Джавно. — Да вот же он! — вскричал монах в следующий момент, указывая на силуэт корабля, едва заметный сквозь серую дымку.
Теперь его увидели и остальные. Никем не управляемый, с порванным парусом, он неуклюже раскачивался на волнах.
— Какая удача для острова Часовни! — воскликнул Джавно.
Он обернулся к товарищам и улыбнулся от уха до уха, представив, как будет доволен отец де Гильб и остальные монахи, вынужденные строить лодки вместо того, чтобы возводить церковь. Но улыбка испарилась с лица Джавно, стоило ему снова взглянуть на корабль.
Он хотел поторопить гребцов, но вместо команды послышалось лишь нечленораздельное бульканье. Тогда монах жестом велел им поторопиться, и лодка абелийцев резво подплыла к кораблю.