Анастасия или Анна? Величайшая загадка дома Романовых - читать онлайн книгу. Автор: Грег Кинг, Пенни Вильсон cтр.№ 36

Наконец, придя в раздражение, Буксгевден схватила простыню и оттянула ее на грудь пациентки, так чтобы иметь возможность полностью осмотреть ее лицо. «В глазах и в верхней части ее лица имелось некоторое сходство с лицом великой княжны Татьяны, – отметила Буксгевден, – но оно тут же исчезло, стоило мне увидеть все лицо». По мнению последней, у пациентки был не тот овал лица и не те черты. «У нее были более светлые волосы, отсутствовали некоторые из зубов, а те, что остались, не были похожи на зубы великой княжны Татьяны» {17}. Несмотря на неоднократные просьбы, Неизвестная отказывалась встать с кровати и позволить баронессе сделать заключение о ее росте. В конце концов баронесса просто схватила претендентку и поставила ее на ноги. Как написал лорд Маунтбэттен, «поступив довольно глупо», Буксгевден заявила: «Вы не можете быть великой княжной Татьяной, которая была гораздо выше меня. Ниже меня ростом была только великая княжна Анастасия» {18}.

С этими словами Буксгевден покинула Дальдорф. Позднее те, кто поддерживал претендентку, настаивали на том, что баронесса уделила ей слишком мало времени и если бы она задержалась подольше и внимательно осмотрела ее лицо, она узнала бы в ней Анастасию. Букс-гевден опровергала эти обвинения, настаивая на том, что претендентка «ни в малейшей степени не имеет физического сходства» с самой младшей великой княжной {19}. Позднее Неизвестная жаловалась, что эта встреча была «ужасной», она объяснила, что ей пришлось прятать лицо и не вступать в разговор, потому что она «стыдилась всего, что пришлось пережить ей в прошлом» {20}. Буксгевден не делала никаких публичных заявлений, и многие из эмигрантов в Берлине, которым не было известно о том, что она отказалась признать права претендентки, посчитали, что данный вопрос так и остался открытым. Вскоре и просто любопытные, и озабоченные поиском истины, и убежденные в спасении великой княжны начали стекаться к клинике Дальдорф, чтобы своими глазами увидеть женщину, которая, возможно, является дочерью покойного императора. Как вспоминала Малиновская, в любое время дня вокруг койки Неизвестной толпились посетители, они пытались задавать ей вопросы, смотрели на нее и засыпали ее конфетами и цветами, дарили ей книги {21}.

В числе этих посетителей были и русские эмигранты, барон Артур фон Клейст и его жена Мария, мадам Толстая. Приятельница рассказала им о том, что одна из пациенток клиники Дальдорф, возможно, является великой княжной. До революции барон фон Клейст занимал малозначительный пост в административной системе императорской России, он был начальником одного из провинциальных полицейских управлений в Польше {22}. Они приезжали к Неизвестной с подарками и сидели у ее постели, чтобы составить ей компанию. По первому впечатлению баронессы предполагаемая великая княжна была «очень напугана», редко и мало говорила, а когда говорила, то только на немецком языке, но «с некоторым иностранным акцентом, русским или, возможно, польским, – так сказала баронесса, – но мое мнение такое, что это был скорее русский акцент, чем какой-либо еще». Со временем создалось впечатление, что Неизвестная прониклась доверием к баронессе, и две женщины проводили целые часы, просматривая последние журналы и обсуждая последние модные новинки {23}.

Менее чем через две недели после первого приезда Толстой в Дальдорф семейство фон Клейст выступило с предложением, чтобы Неизвестная была отдана на их попечение, как объяснил барон, «исходя из гуманистических соображений», добавив при этом, что он обеспечит все, в чем она нуждается «в соответствии с имеющимися у меня средствами» {24}. Весной 1922 года Неизвестная каким-то образом узнала, что руководство клиники решает вопрос о переводе ее в клинику для душевнобольных в Бранденбурге и тем самым разрушает тот защитный кокон, который она свила себе в Дальдорфе. Крайне напуганная Неизвестная послала за фон Швабе и спросила, не может ли она жить вместе с семейством фон Клейст {25}. Никто не стал возражать против этого, правда, как вспоминала об этом баронесса, услышав такую новость, один из руководителей клиники «спросил нас, отдаем ли мы себе отчет в том, что собираемся предпринять». Барон уверил последнего, что у них нет сомнений относительно личности девушки и они возьмут на себя ответственность за все связанные с ней расходы. Тридцатого мая 1922 года после 792 дней пребывания в клинике «лучащаяся счастьем», как вспоминала об этом баронесса, Неизвестная покинула Дальдорф и переехала к аристократической супружеской паре {26}.

Супруги фон Клейст никогда не встречались с великой княжной Анастасией, но они не сомневались в том, что молодая женщина, которую они приняли в свой дом, конечно же, была младшей дочерью Николая II. Их роскошные апартаменты, которые занимали весь четвертый этаж дома № 9 по Неттельбекштрассе в берлинском пригороде Шарлоттенбург, теперь стали домом для загадочной молодой женщины из Дальдорфа {27}. Хозяева апартаментов выделили в распоряжение Неизвестной отдельную комнату, предоставили ей горничную из числа домашней прислуги и одежду, заимствованную у их двух замужних дочерей – фрау Ирмгард Фройнд и фрау Анны Рейм. Две младшие дочери супругов фон Клейст, Ирина и Герда, по-прежнему жили с родителями. На первых порах Неизвестная была в основном предоставлена самой себе и могла делать то, что ей хотелось. Однако достаточно скоро бесконечная череда русских эмигрантов, бывших офицеров царской армии, убежденных монархистов и просто любопытных, желающих воочию увидеть предполагаемую великую княжну, заполонила апартаменты {28}.

Великая княжна продемонстрировала свое презрение к подобному отношению начиная с первого же дня. Зачастую она отказывалась выходить из своей спальни, если собиралось слишком много желающих увидеть ее. Она даже есть предпочитала в одиночестве и лишь изредка присоединялась к семейству за обеденным столом {29}. Но несмотря на подобные сложности, жизнь в семье барона на первых порах показалась ей вполне сносной. Ей покупали новые платья в самых модных магазинах Берлина, ее вывозили на экскурсии в музеи и во дворцы Гогенцоллернов в расположенном неподалеку Потсдаме. {30} Кроме того, множество эмигрантов приносили ей журналы, газеты и книги о семье Романовых, к которой она якобы принадлежала, дополняя все это сувенирными альбомами, фотографиями и почтовыми открытками, которые ценились ею особенно высоко {31}. Как вспоминал Николай фон Швабе, она «постоянно просила меня принести ей фотографии императорской семьи» {32}. Ее собрание фотографий выросло до таких масштабов, что включало в себя фотографии теток, дядей и двоюродных братьев Романовых, а также гессенских родственников императрицы Александры и иных членов королевских семейств Европы, и Неизвестная хранила их, соблюдая строгий порядок. Часто можно было видеть, как она сидела в одиночестве, разложив вокруг себя свою коллекцию портретов, и часами изучала изображенные на фотографиях лица. Но стоило посетителям войти в ее комнату, она чаще всего закрывала фотографии одеялом {33}.

Герда фон Клейст, самая младшая дочь барона, вспоминала, что даже в те первые дни предполагаемая великая княжна «не обращала абсолютно никакого внимания» на стремительное развитие, которое получало ее дело {34}. И это было подлинной правдой. Единственное, на что она дала согласие, – это установление истины в вопросе о ее личности; это было необходимо, учитывая убеждение Пойтерт, что она та дочь Николая II, которую звали Татьяной. В конце ее первой недели пребывания в семье фон Клейст решение этого вопроса ускорил сам барон. Он передал Неизвестной лист бумаги, на котором им были написаны имена всех четырех дочерей Николая и Александры, и спросил, как ее называть. Неизвестная взяла перо и подчеркнула имя «Анастасия»; несколькими неделями позже она сделала то же самое перед баронессой {35}. Данные действия позволили решить одну проблему, но ведь никто не знал, как теперь обращаться к ней: называть ее Неизвестная было более неуместно, но также неуместно было и обращаться к ней «Ваше императорское высочество». Претендентка на звание великой княжны решила этот вопрос, предложив семейству фон Клейст, обращаясь к ней, «не соблюдать» этикет, который потребовался бы согласно заявленному ей титулу великой княжны, и временно остановиться на обращении «фрейлейн Анни» {36}.