Монах явно искал повод завязать беседу.
– На пути к благодати нет для православного человека границ рукотворных, – изрек он, обращаясь в сторону моря, но так, чтобы я слышал.
Мой ответ был покороче:
– Быдло.
– Верно. Нет благости в людях, беда, – произнес монах. – Сам-то ты откуда?
– Из Питера.
– Археолог или паломник?
– Да нет, просто хочу монастырь посмотреть, на утро билеты купил на теплоход.
– Правильно. В храм надо идти одному, своей дорогой. Если замерз, раздели трапезу.
Инок понял, что я заметил его манипуляции с рукавами рясы. Я отказался, сославшись на то, что был за рулем.
– Ну, тогда за здравие! – глубокий глоток из горлышка.
Я решил воспользоваться разговорчивостью инока:
– Батюшка, а чего так с Украины паломников много?
Откусывается кусок бутерброда.
– Наверно, думают, что Соловки от слова «сало». А если серьезно – надоели уже. Весь остров перекопали, – отец неожиданно переходит на феню. – Ищут на Соловках могилу последнего куренного атамана Запорожской сечи Калнышевского. Он у нас парился на Соловках в подземелье 26 лет. При матушке Екатерине Второй. На Соловках климат хороший, в ваших Крестах столько не просидишь. Ну а после отсидки, как амнистия ему вышла, так и оказалось, что ехать-то ему уже некуда. Кому он у себя на Украине нужен? Постригся в монахи и еще с десяток лет прожил, до ста десяти. У нас и помер. Так они хотят из него сделать первого самостийного украинского святого. Теперь им надо обрести мощи. Надгробный камень, кажется, нашли, поклоняются. Только его он или не его – бог ведает. А костей-то у нас на острове много, только чьи они?
– Так, кажется, чтоб святым стать, нужно, чтобы еще и чудо свершилось?
– Чудеса будут. За чудесами дело не станет, это я гарантирую. Скоро начнутся. Или явится икона чудотворная, салоточащая, или за ночь оселедец у лысого хохла отрастет. Тут и не такие чудеса бывают. А сам-то я думаю так, что монастырь просто многим из них близок по духу.
Я попросил объяснить логическую цепочку.
– Да посуди сам. Сколько раз монастырь подвергался осаде, обычно не серьезной, но и монахи наши воинской храбростью не отличались, а больше в молитве спасения искали. Однако стены крепости спокойно удерживали пару сотен стрельцов Ивана Грозного или отряд петровских солдат во времена раскола. И всегда находился один предатель. Открывал для врагов потайной ход или ворота. В каком кино ты видел украинский партизанский отряд без предателя?
Отец продолжал:
– Я через три дня на острове буду, ты задержись. Съездим, помолясь, на рыбалку. Я такие места знаю. Дальние скиты посетим. Куда не всем мирянам входить дозволено.
Тут уже отец стал напоминать егеря Кузьмича. Водочка действие возымела. Жаль, что не удалось продолжить знакомство. Трех дней в запасе у меня не было. Отец заставил записать номер своего мобильника. Просил обязательно позвонить, когда в следующий раз соберусь на Соловки.
– Места у нас дивные. Отдохнешь.
– Да вообще на Соловках отдыхал мой дедушка. В тридцать восьмом. Там и остался. Расстрелян.
Инок начал нараспев:
– Прими, Господи, души невинно убиенных рабов твоих…
Пора было идти в гостиницу спать.
– Вот-вот, все мы сейчас вместо Крыма летом на Соловки поедем отдыхать.
О геополитике
Заговорили на работе о геополитике, стоит ли японцам возвращать южнокурильские острова. Мнения разделились. Слово взял врач-эндоскопист.
– Когда-то я служил на Дальнем Востоке, в госпитале, и получили мы новую технику, японские эндоскопы. Оптика – супер. И вот как-то одному, кажется, майору, ну точно не помню, помню, что кому-то из старших офицеров, понадобилось сделать гастроскопию. А гастроскоп был в работе, занят. Но командир приказал сделать срочно. А что делать, приказ. И решили наши мастера залезть ему в желудок колоноскопом. Майору объяснили, майор не возражал, ну надо так надо, ну и что, что чуть-чуть потолще. К майору в глотку влезет все. Но во время процедуры, сволочь, выплюнул загубник и сжал эндоскоп зубами так, что с трудом вытащили. И естественно – перекусил. Техника новая, на гарантии, вызвали представителя с фирмы. Приехал человек из Японии, посмотрел… О чем подумал японец, когда увидел следы зубов на колоноскопе, на самой его середине, осталось тайной. Представить себе, что его запихивали в желудок, японец явно был не в состоянии. Ему было легче допустить наличие зубов в заднице офицера. Как выражается удивление на лице японца, не знал никто. Но японец замолчал, молча заменил оптику, отказался от предложенного обеда и уехал. И даже садясь в самолет, не сказал ни слова. Но зато он понял наверняка, понял, что эти люди никогда острова по-хорошему не отдадут, зубами вцепятся, задницей своей, но не отдадут.
День Военно-морского флота
Праздник, день Военно-морского флота. По радио соответствующие песни: «И тогда любой из нас не против хоть всю жизнь служить в военном флоте…»
Правда, обо мне флот вспомнил только лет через пять после окончания института, в начале 90-х. Повестка. Прихожу в военкомат. В кабинете – капитан, на лице – явные последствия тяжелой контузии.
– Так, ты у нас кто? Хирург?
– Да не совсем…
– У меня написано – хирург. Пойдешь на командирские курсы, потом решим, что с тобой делать.
– Не пойду.
– Это почему?
– Рад бы, но ваши курсы без отрыва от работы, не получится. Я сутками работаю.
– Пойдешь как миленький.
– Да нет, хотите – призывайте на сборы, пойду. А на курсы не пойду.
– А может, тебя в армию призвать? На два года?
– Пожалуйста, призывайте.
– Ты чего, ёб…й?
– Так точно. Призывайте. В Балаклаву поеду с удовольствием.
– А на Дальний Восток не хочешь? Я тебе устрою!
– На Дальний Восток не хочу, хочу в Балаклаву.
– Нет, ты совсем ёб…й. Чего, не видишь, что творится? Флота через год не будет. Иди ты на хуй, и чтоб больше тут не появлялся! Понял?
Но вскоре пришлось нарушить приказ, понадобилась справка из военкомата. В архиве девушка смотрит какие-то списки и отвечает:
– А вы у нас на учете не состоите, вы погибли.
– Интересно, как это я погиб?
– А вот, написано, в Афганистане, интернациональный долг….
– Да вы чего, с ума тут все посходили? Ищите мое дело.
Поразил какой-то спокойный будничный тон секретарши, я бы, например, удивился, беседуя с ожившим покойником. Сзади, в очереди, стоит женщина, начинает меня успокаивать: