Узда для Троцкого. Красные вожди в годы Гражданской войны - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Войтиков cтр.№ 34

5 сентября 1918 г. Я.М. Свердлов прыгнул выше головы. Один или несколько цекистов, возмутившись сосредоточением всей полноты власти в руках одного человека — это при ЦК партии и к тому же при живом вожде! — потребовал (и) обсудить новую конструкцию аппарата власти на пленарном заседании ЦК РКП(б) . В новой ситуации Свердлову оставалось лишь максимально отсрочить созыв Пленума ЦК, что он, собственно, и сделал: Пленум состоялся только 14 сентября 1918 года. Протокол его числится среди, «по-видимому, не сохранившихся», известно лишь, что на заседании среди прочих обсуждался вопрос о «Банктруде» (Всероссийском профсоюзе работников кредитного дела), явно не самый важный и благополучно отложенный до 16 сентября .

Второе после ранения В.И. Ленина заседание Бюро ЦК могло состояться как 5 сентября, так и 6 сентября: Л.Д. Троцкий был в Арзамасе — месте «сбора» РВСР — не позднее 7 сентября . Возможная погрешность датировки не столь существенна, тем более, что, несмотря на требование перенесения постановлений Бюро на Пленум, 9 сентября Я.М. Свердлов опять председательствовал в ленинском Совнаркоме . Второй вариант, кстати, еще больше разоблачает его в качестве претендента на единоличную власть в партии и государстве, чем первый, тем более что 6 сентября стало совершенно очевидно: В.И. Ленин не то что не собирается помирать, а совсем даже напротив — вот-вот вернется к делам государственной важности.

Так или иначе, Я.М. Свердлов дал своим завистникам прекрасный повод для сведения счетов: всего, что он успел сотворить за неделю — с 30 августа по 5 сентября 1918 г., — с лихвой хватило бы для открытого обвинения в узурпации власти. Даже если не считать крамольной самой по себе подписи «председатель ЦК», изобретатель которой замахнулся на святое — на партийный Устав. Совершенно очевидно, что, усевшись в кресло председателя Совнаркома, Свердлов во всей красе явил себя товарищам по партийному руководству, включая Ленина (по заверениям знавших его большевиков и вслед за ними — советских историков, будто бы не чаявшего в нем души).

Поведав в своих воспоминаниях, что во время болезни вождя «Совнарком заседал ежедневно и решал свои дела, причем председательствовали по очереди то тогдашний председатель ВСНХ Рыков, то председатель ВЦИК Яков Михайлович Свердлов», В.Д. Бонч-Бруевич передал в числе немногочисленных реплик последнего следующую: «Вот, Владимир Дмитриевич, и без Владимира Ильича мы все-таки справляемся» (и заметьте — без переноса важнейших вопросов до выздоровления председателя Совнаркома).

В мемуарах передачу этой крайне двусмысленной фразы предварял тезис о том, что «жизнь брала свое, и Совнарком должен был отвечать на текущие требования жизни. Заседания [правительства] шли своим чередом, повестки выполнялись аккуратно, решения выносились после тщательного, сугубо осторожного обсуждения (очевидно, двойного: и на Бюро ЦК, и в самом Совнаркоме. — С.5.), и эта первая полная самостоятельность (! — С.В.) Совнаркома была многознаменательна: Совнарком учился делать свое дело без своего гениального вождя» . А после следовал комментарий, который опровергает главный «аргумент» противников теории Кремлевского заговора: партия действительно не могла выжить, если бы она не сплотилась вокруг фигуры вождя, но вот вождем этим не обязательно должен был быть В.И. Ленин — «Больно и тяжело мне было это слушать, но я, конечно, понял глубину мысли Якова Михайловича, безмерно любившего Владимира Ильича: как ни трудно, как ни тяжело его отсутствие, но политическая жизнь и жестокая классовая борьба труднейшей эпохи диктатуры пролетариата требуют руководства, и это руководство есть, было и будет, что бы ни случилось (здесь и далее в цитате курсив наш. — С.В.), ибо партия наша жива и целостна, — вот смысл этих неожиданных слов Якова Михайловича Свердлова» .

Развивая эту светлую мысль, В.Д. Бонч-Бруевич писал, что своими словами Я.М. Свердлов «как бы опровергал то паникерство, которое, несомненно, было в то время кое-где в наших рядах, ибо некоторые думали, что если бы случилось непоправимое несчастье с Владимиром Ильичом, то все пропало бы, все бы пошло насмарку и большевистская социалистическая революция приостановилась бы, потому что, — говорили эти товарищи, — мы все малоопытны в управлении страной и без Владимира Ильича несомненно наделаем много роковых ошибок, и они повлекут за собой огромные неудачи, которые закончатся общим крахом. Эти пессимистические, панические мысли высказывались на ушко, шептались по углам и, само собой понятно, не могли не вызвать глубокого негодования среди тех старых и закаленных большевиков, безмерно любивших Владимира Ильича, прекрасно знавших огромную его роль в истории нашей большевистской революционной борьбы, его колоссальное значение как вождя боевого пролетариата в дни отчаянной гражданской борьбы за Октябрь, но, несмотря на все это, никак не могущих сУдьбы величайшей социалистической революции ставить в безусловную зависимость от судьбы отдельного, хотя бы и гениального, ее деятеля» . Вроде бы потом, ознакомившись с прессой, и сам В.И. Ленин демонстративно высказался против «совершенно немарксистского выпячивания» его «личности» — впрочем, всё, что написал в своих воспоминаниях В.Д. Бонч-Бруевич о словах и делах патрона в ходе и после выздоровления, находится с исторической реальностью, мягко говоря, в своеобразных взаимоотношениях.

Многочисленные вариации В.Д. Бонч-Бруевича на тему «Покушение на Ленина 30 августа 1918 г.» сходны в одном: по уровню исполнения они достойны столь же объективных «трудов» и воспоминаний о В.И. Ленине и других лидерах партии, написанных в эмиграции Л.Д. Троцким. В.Д. Бонч-Бруевичу повезло даже больше, поскольку он пережил не только В.И. Ленина, но и И.В. Сталина — не осталось практически никого, кто бы мог поправить завспоминавшегося совнаркомовского аппаратчика ^[36] (одна бы Стасова могла ^[37] — да вечно занята была).

В отличие от протокола заседания ЦК РКП(б) от 14 сентября, протокол заседания от 16 сентября сохранился в соответствующей описи фонда ЦК (РГАСПИ). На закате советской власти он был опубликован и прекрасно известен историкам. На нем обсуждались вопросы: Банктруд, Петроградская ЧК, Московская областная конференция, повестка вечернего заседания ВЦИК, ходатайство Л.Д. Троцкого о кооптации в РВСР Л.Б. Красина, состав Президиума ВСНХ, назначение наркома труда.. Последний вопрос находился в компетенции с опозданием почтившего заседания высшего органа РКП(б) вождя мировой революции…

Заметим, что с точки зрения делопроизводства определить вид выявленного нами документа Г.Е. Зиновьева крайне сложно: в позднесоветский период все, что направлялось в ЦК, стали называть «записками», однако в данном случае подобная дефиниция — явная натяжка. В любом случае давний соавтор вождя составил текст, согласовал его с петроградскими товарищами по ЦК и отправил на телеграф, дотошно пометив на черновике номер, за которым «Предложения] питерцев» были направлены Я.М. Свердлову (скорее всего, шифром «бриллиант»). В Москве расшифровку подшили в качестве материала к протоколу заседания Бюро ЦК РКП(б), а протокол вскоре… утратили. То обстоятельство, что зиновьевский экземпляр с двумя револьверами на обороте (рисунок, как говорится, по Фрейду?) был тщательно сохранен, а свердловский до нас не дошел, наводит на мысль о целенаправленном уничтожении документов о борьбе за лидерство в РКП(б) при жизни В.И. Ленина.