Приключения английского языка - читать онлайн книгу. Автор: Мелвин Брэгг cтр.№ 15

Ни один из них не говорил по-английски.

«Книга Страшного суда» была написана на латыни, дабы подчеркнуть ее юридическую значимость: предполагалось, что английский язык для этого был непригоден.

Если верить, что корни значения слова уходят глубоко в историю и даже в обиходном употреблении сохраняют сведения о ней, можно увидеть масштабное изменение полномочий, произошедшее с приходом норманнов. Слова, правившие обществом и внедрявшие иерархию, составлявшие закон и принятые в обществе, слова, неумолимо давившие своим весом с высоты положения, были словами норманнского диалекта французского языка. Латынь прочно удерживала свои позиции в духовной сфере и в важнейших светских вопросах. Английский же был в собственной стране на положении бедного родственника.

Задним числом легко утверждать, что, «само собой разумеется», английский язык выжил. Но ретроспективный взгляд убивает историю, искажая факты и не проявляя уважения к естественному течению жизни, всегда направленному вперед, часто вслепую, через взлеты и падения, полному случайностей, успеха и неудач. Легко, оглядываясь назад, утверждать, что нам была гарантирована победа над Наполеоном при Ватерлоо, хотя, по признанию полководца-победителя, мы были тогда на волосок от поражения. Легко говорить, что победа во Второй мировой была суждена нам судьбой, но спросите тех, кто в 1940 году видел в Кенте воздушное сражение в период Битвы за Англию. Легко говорить, что Берлинской стене суждено было рухнуть. Кто из влиятельных обозревателей или выразителей общественного мнения решился бы высказать это в 1980-х? Ретроспективный взгляд – это способ подчищать беспорядок, именуемый историей; слишком часто это утешение для любителей чистоты и аккуратности, рисующих симметричные узоры, когда пыль уже улеглась. Как правило, пока эта пыль все еще стоит столбом, никто не может с уверенностью сказать, чем кончится дело.

В связи с этим, полагаю, для многих образованных англичан сложившееся положение воспринималось как конец их влияния в стране и конец их языку как части этого влияния. Подобно латинизированным ранее кельтам, англичане подверглись «норманнизации». Это был единственный выход, единственный путь наверх. Воздействие на английский язык было жестким на протяжении по меньшей мере полутораста лет, и затем еще полтора столетия языку приходилось стараться изо всех сил, на этот раз не столько выживать, сколько поглощать, переваривать и впитывать полчища чужих слов. Они проникали со всех сторон, и необходимо было либо отклонять, либо покорять их, делать «своими», иначе французскому языку наверняка удалось бы подавить и уничтожить английский, отвергая любые претензии на главенство.

Когда же 300 лет спустя английский язык наконец всплыл на поверхность, он разительным образом изменился. Но сначала ему пришлось перенять многое у своего завоевателя, а потом найти способ победить его. Языку предстояло совершить то, что не удалось в 1066 году армии Гарольда Годвинсона.

Пока же на целых 300 лет король Гарольд стал последним англоговорящим королем, принесшим присягу на английском.

При Вильгельме английское государство стало владением Нормандии. Когда в 1077 году новый король повелел построить Белую башню на берегу Темзы в Лондоне, он тем самым провозгласил свою власть. Башня должна была сочетать в себе дворец, казну, тюрьму и крепость. По сей день Тауэр возвышается величественно и грозно, а охраняющие его откормленные и свирепые вóроны словно воплощают собой неукротимую мощь последнего завоевателя Англии, принесшего с собой такой груз норманнского французского, что под угрозой оказались не только земли, но и язык страны.

Преемники Вильгельма продолжали его прямолинейную политику насильственного захвата. Люди Вильгельма заняли все высшие посты в государстве и церкви. Через 60 лет после битвы при Гастингсе монах и историк Вильям Мальмсберийский писал: «Среди пэров, епископов и аббатов сегодня нет ни одного англичанина. Приезжие обгладывают богатство и силу Англии, и нет конца невзгодам». Те, кто рискует, вооружившись более поздними свидетельствами, заявлять о неизбежности выживания англичан и их языка, пусть представят себе беседу с этим рассудительным историком в начале XII века. Он-то непосредственно наблюдал, что происходит на поле боя, и отнюдь не был так уверен. Писал он на латыни. Английский же, столь великолепно проявивший себя до Норманнского завоевания, стремительно вытеснялся из обращения.

Одно из важнейших свершений английского языка заключалось в том, что на нем велись записи в «Англосаксонских хрониках», повествующие о значительных событиях, произошедших на протяжении шести столетий. В середине XII века эта основная функция языка, эта уникальная традиция доживала последние дни в аббатстве Питерборо. «Хроники» были написаны на родном языке, и равных им в континентальной Европе не было. Англия уже тогда имела многолетнюю историю, описанную собственным языком.

Хроники велись в нескольких монашеских учреждениях. После завоевания записи постепенно прекращались, и хроники Питерборо были последними из уцелевших. В 1154 году один из монахов аббатства Питерборо записал, что пришел новый настоятель с французским именем Вильям де Уотервилль.

«Начал он хорошо, – сообщает монах. – Дай-то Бог, чтобы хорошо кончил». Эта последняя запись на английском языке ознаменовала конец шестивековой письменной истории. Древнеанглийский язык перестал считаться признанным и уважаемым языком письменности в собственной стране. История больше не принадлежала англосаксам, а их язык не имел значения для тех, кто смотрел на прошлое другими глазами. Чтобы уничтожить личность, можно лишить ее памяти; чтобы уничтожить государство, достаточно лишить его истории. Особенно если история эта пишется на родном языке. Государственный статус английского языка остался в прошлом, преемственность была нарушена, и все события, формировавшие самосознание народа, так старательно сберегаемые в «Англосаксонских хрониках», потеряли свое значение. Письменный язык, некогда скреплявший все воедино, оказался выкинутым на обочину.

Но подобно кельтскому языку, который в V и VI веках, бесспорно, служил языком общения для подавляющего большинства жителей «Англии» (тогда это было скопление разрозненных и часто враждующих между собой королевств), после 1066 года языком народа остался английский язык. По некоторым оценкам, поначалу носители норманнского диалекта французского языка составляли не более 3–5 % населения. Римляне доказали, что подчинить себе громадные территории можно еще меньшим процентным соотношением, и во многих империях военная сила была непропорционально малочисленной: британцы в Индии, французы в Центральной Африке, ислам в Средиземноморье и на Востоке. Наступательный порыв отборных войск способен на стремительное завоевание, что в числе прочих доказали французские норманны. Ситуацию усугубило то, что у англичан практически не было вождей, лучшие воины были убиты, взяты в плен или бежали, а последний оплот на Севере в одиночку не мог соперничать с силами завоевателей. А завоеватели не знали пощады: подобно войску Чингисхана они несли с собой то, что можно выразить такими словами, как бедствие, опустошение, грабеж и разорение.