География гениальности. Где и почему рождаются великие идеи - читать онлайн книгу. Автор: Эрик Вейнер cтр.№ 29

Один из них возвышался над другими: банк Медичи. Семейство Медичи пользовалось во Флоренции колоссальным влиянием начиная с XII века, а в течение лет пятидесяти фактически управляло ею. Как предполагает фамильное имя, первоначально Медичи были аптекарями, – на их гербе изображен круг из шести пилюль, что весьма знаменательно: ведь они, подобно дозе кофеина, улучшили «обмен веществ» во Флоренции. Другое дело, что «лекарство» Медичи, как и многие лекарства, имело свои побочные эффекты и создавало опасность зависимости. Но в целом снадобье оказалось неплохим и шло на пользу пациенту.

Медичи активно покровительствовали искусству. Но что это значит на деле? До поездки во Флоренцию я толком не знал – рисовал в своем воображении богачей, у которых золота больше, чем вкуса, и для которых заказать шедевр – все равно что нам заказать пиццу. И можно ли меня винить? Ведь само слово «покровительство» отдает спесью и элитарностью. Назовем вещи своими именами: покровители часто ведут себя покровительственно.

По мнению Юджина, Медичи такими не были. Их меценатство было позитивным. Они хотели красоты не только для себя, но и для общества. Им было не все равно, что думает средний флорентиец о произведениях искусства, которые они заказали. Да, возможно, так они зарабатывали популярность в народе и укрепляли свои позиции во власти. Но что нам до того? Главное, что людям была польза. И в тогдашней Флоренции мир искусства был демократичнее, чем сейчас, когда качество работ оценивается горсткой критиков и владельцами галерей. Мы обособили искусство от мира.

Хорошие меценаты не только выписывают чеки – они вдохновляют. Они бросают вызов. Медичи вовсю подталкивали городских художников к рискованным экспериментам, которыми мы сейчас восхищаемся, но которые в ту пору могли показаться безрассудными.

Медичи не просто мирились с новшествами – они требовали новшеств. Юджин объясняет:

– Денег у них было немерено. И они хотели лучшее из лучшего. А когда получали лучшее из лучшего, то начинали хотеть чего-то еще и просили создать это.

В плане вкуса Медичи не отличались от прочих флорентийцев, но богатство позволяло им собирать то, что гуманист Маттео Пальмиери назвал per bellezza di vita (вещи, необходимые для оснащения жизни красотой). Забудьте про dolce vita: во Флоренции жизнь не была сладкой. Но она была (и остается) прекрасной.

Медичи не были невежественными коллекционерами, озабоченными лишь престижем. Они чувствовали искусство. Вспомним наблюдение патриарха этого клана, Козимо Медичи: «Каждый художник рисует самого себя». Сразу видно, что человек глубоко понимает творчество. Между Козимо и городскими художниками возникли своеобразные отношения, в которых важную роль играла интуиция. Козимо не говорил: «Нарисуйте (или изваяйте) то-то и то-то». Творцы вроде Донателло «угадывали желания Козимо по малейшему намеку».

Козимо был Биллом Гейтсом своего времени. Всю первую половину жизни он зарабатывал состояние, всю вторую – тратил его. И вторая половина принесла ему больше удовлетворения. Однажды он признался другу: величайшее его сожаление состоит в том, что он не занялся филантропией на десять лет раньше. Козимо понимал, что такое деньги: это потенциальная энергия с ограниченным сроком годности. Их нужно тратить – или их полезность иссякнет и сдуется, как вчерашний воздушный шарик.

Под надежным патронажем Медичи люди искусства могли творить, не беспокоясь о деньгах. Это особенно касалось любимцев клана вроде Донателло. Он хранил деньги в корзине, привязанной к потолочной балке, и предлагал помощникам и друзьям брать их. И люди брали.

Возрождение сотворило миф о голодающем художнике. Микеланджело жил почти как монах. Даже обретя немыслимую славу и богатство, он целыми сутками довольствовался ломтем хлеба и стаканом вина. Мылся редко и часто спал в ботинках. Отказавшись от дружбы и романтической любви, жил одним только искусством.

– Для него не имели смысла деньги как таковые, обладание ими, – рассказывает Юджин, медленно попивая третью чашечку эспрессо. – Ему не было дела до денег. Когда он умер, под его кроватью нашли коробку с такой суммой, что хоть покупай Флоренцию.

Микеланджело был первым художником, переживавшим великие душевные муки. «Моя радость – в печали», – сказал он, и эти слова были подняты на знамя поколениями мятущихся художников.

А вообще, если уж речь зашла о взаимосвязи личной гениальности и личного богатства, самый мудрый совет дает молитва Агура: «Нищеты и богатства не давай мне» ^[35]. На всем протяжении истории подавляющее большинство гениев принадлежали к средним и высшим средним слоям. У них было достаточно денег, чтобы добиваться желаемого, но не настолько много, чтобы «беситься с жиру».

Мы более всего способны создавать новое, когда сталкиваемся с сопротивлением. Творчество не требует идеальных условий. Более того, оно процветает именно в условиях непростых. Глыба мрамора, из которой Микеланджело создал статую Давида, была отвергнута другими скульпторами. Они забраковали ее – и по-своему были правы. Но Микеланджело углядел в изъяне вызов, а не признак негодности. И хотя большинство гениев воспитывались, не испытывая нужду в пище и предметах первой необходимости, определенная степень бедности полезна: она заставляет включать дополнительные интеллектуальные резервы. Или, как сказал физик Эрнест Резерфорд: «У нас нет денег, поэтому придется думать!»

Но почему Медичи тратили на искусство столь крупную часть своего благосостояния? Были ли они альтруистичнее нас? Или есть иное объяснение? Золотой век можно рассматривать как место преступления: все сводится к возможности и мотиву. Многообразных возможностей у Медичи хватало. А что насчет мотива?

По словам Юджина, ответ опять кроется в золотой монете. Эти флорентийцы благоговели перед древними греками, но считали некоторые их идеи неудобными. Скажем, Платон не одобрял ростовщичество. Аристотель также полагал, что, когда от денег – предмета неодушевленного – рождаются новые деньги, это противоречит природе. А ведь именно так Медичи и сколотили свое состояние: через ссуды под проценты. Без сомнения, они испытывали чувство вины и боялись вечных адских мук. Не будем забывать: в те времена ад был вовсе не абстрактным понятием и не метафорой неприятностей или чрезмерной жары. Ад понимался как очень реальное место, куда не захочешь попасть и на пару дней, не говоря уже о вечности. Что же делать? К счастью, церковь выдвинула новую концепцию: чистилище. За четвертой чашечкой эспрессо Юджин объясняет:

– Это называлось «индульгенции». В один прекрасный день церковь объявляет: «Мы продаем индульгенции. Мы готовы заключить сделку: вы платите за эти шедевры искусства и архитектуры, а мы похлопочем насчет вечных мук. Деловой подход: вы строите прекрасный алтарь, и, по нашим подсчетам, это избавит вас от 80 000 лет в аду. Вместо этого попадете в чистилище».

– Звучит неплохо. Готов поставить свою подпись.

– Вот именно. Чистилище – одна из причин, по которым были построены эти здания.