ГУЛАГ - читать онлайн книгу. Автор: Энн Эпплбаум cтр.№ 90

Для большинства заключенных, однако, тяжелее всего в штрафном режиме были дополнительные страдания, которым местное лагерное начальство подвергало их по своему усмотрению. Скажем, приходилось спать на голом топчане. Или давали хлеб из некачественной муки. Или “жидкая горячая пища” была чрезвычайно водянистой. Януша Бардаха поместили в карцер, где пол был залит водой, а стены были сырые и заплесневелые:

Сырость и холод были обычным явлением. Хотя по инструкции температура в штрафных изоляторах не должна была опускаться ниже 16 °C, отоплением часто пренебрегали. Густав Герлинг-Грудзинский писал, что в его изоляторе “окошки в тесных камерах не были ни застеклены, ни даже забиты досками, и температура воздуха была ненамного выше, чем снаружи”. Он описывает и другие нарочно созданные неудобства:

Лагерное начальство решало, оставлять ли штрафнику одежду (многих держали в изоляторе в одном белье) и выводить ли его на работу. Если не выводили, он все время находился без движения в холодном помещении. Если выводили, он сильнее страдал от голода. Майю Улановскую держали на штрафном пайке целый месяц и при этом заставляли работать. “Постоянно хочется есть, – писала она. – <…> Говорят только о еде” ^[859]. Из-за таких, часто неожиданных, особенностей и поворотов штрафного режима заключенные очень боялись ШИЗО. “Случалось, что зэки с детским плачем обещали исправиться, лишь бы вырваться оттуда”, – писал Герлинг-Грудзинский ^[860].

В крупных лагерных комплексах вводилась дифференциация наказаний: не только ШИЗО, но и штрафные бараки и даже целые штрафные лагпункты. В Дмитлаге, строившем канал Москва – Волга, в 1933 году был создан “Отдельный лагерный пункт усиленного режима” для “отказчиков от работ, беглецов, воров и т. д.” Для надежности новый лагпункт окружили не одним, а двумя рядами колючей проволоки; на работу заключенных сопровождал усиленный конвой, и использовали их “исключительно на физических работах, в местах, исключающих возможность побега” ^[861].

Примерно в то же время в “Дальстрое” был сооружен штрафной лагпункт, который к концу 1930‑х приобрел широкую и страшную славу. Серпантинная (или Серпантинка) находилась в холмистой местности далеко к северу от Магадана. Нарочно построенный там, где было очень мало солнечного света, где было холоднее и темнее, чем в большинстве лагпунктов долины (которая и в целом отличалась суровым климатом), штрафной лагпункт “Дальстроя” был очень надежно огорожен и укреплен и в 1937–1938 годах служил также местом расстрелов. Само его название страшило зэков, которые приравнивали отправку на Серпантинку к смертному приговору ^[862].

О Серпантинке известно очень немногое, главным образом потому, что мало кто вышел из нее живым и смог ее описать. Еще меньше мы знаем о штрафных лагпунктах других лагерей, например об Искитиме, штрафном лагпункте Сиблага, построенном у известнякового карьера. Заключенные добывали в карьере известняк вручную, и известковая пыль, вызывавшая болезни легких, убила многих – кого раньше, кого позже ^[863]. Некоторое время в Искитиме пробыла Анна Ларина, молодая вдова Бухарина. Но имена большинства прошедших этот лагпункт и имена большинства погибших там остаются неизвестными ^[864].

Жертвы Искитима, однако, не вполне позабыты. Их страдания так сильно подействовали на воображение местных жителей, что несколько десятилетий спустя, когда на холме у бывшего лагеря пробился источник, люди восприняли это как чудо. Овраг под источником был, как считают здесь, местом массовых расстрелов, и многие верят, что родник сотворен Богом в память погибших. Тихим морозным днем в конце сибирской зимы, когда землю еще покрывал метровый слой снега, я видела, как люди группами поднимаются на холм, наполняют чистой водой пластмассовые ведерки и бутылки, благоговейно делают глоток-другой и почтительно поглядывают вниз, в овраг.

ШИЗО был максимальным (кроме расстрела) наказанием пенитенциарной системы. Но ГУЛАГ распределял не только наказания, но и награды: система кнута и пряника. Помимо еды, сна и условий труда заключенного лагерь контролировал и его доступ к внешнему миру. Из года в год московское начальство ГУЛАГа посылало в лагеря инструкции, определяющие, сколько писем, посылок и денежных переводов имеют право получать заключенные, когда и как могут происходить их свидания с родственниками. Как и инструкции о штрафных изоляторах, правила, регулирующие внешние контакты, менялись – обычно в сторону ужесточения. Например, в “Положении об ИТЛ” 1930 года просто говорится, что заключенные имеют право переписываться и получать посылки. Нет в “Положении” и конкретных ограничений на свидания. Однако порядок предоставления свиданий и получения посылок устанавливался специальными инструкциями ОГПУ ^[865].

Инструкция 1939 года была уже куда более детальной. В ней вполне определенно говорилось, что право на свидания с родными имеют только заключенные, выполняющие производственную норму (одно свидание в шесть месяцев). Лучшим производственникам предоставлялось одно свидание в три месяца. На посылки тоже наложили ограничения: одна посылка в месяц, а осужденным за контрреволюционные преступления – одна в три месяца ^[866].