– Какими-то правительственными заказами, – сказал он. – Я уже не помню толком. Гипноз и все такое. А что?
– Ничего, – ответил Ион. – Такой человек, а в столице места не нашел.
Кипарис отвернулся, но Ион заметил, что он печально усмехается.
– Здесь нужно лечить всех и каждого, – сказал смотритель. – Только…
– Знаю, вы не повторите этого на публике.
– Вот именно.
Глава 2. Хроники
Про Социальный день Ион слышал, как ему казалось, с самого детства, что вряд ли могло быть истиной. История этой Комнаты начиналась с проекта музея старых времен, призванного запечатлеть обычную довоенную жизнь простого гражданина. Среди тесного пространства Датаполиса планировалось обустроить несколько квадратных метров, куда не проникало бы ни пылинки снаружи. Напротив, там должна была царить атмосфера, теперь уже знакомая лишь старикам. Полная имитация квартиры среднего киевлянина с кухней, спальней, неким подобием гостиной и, разумеется, полноценной сантехникой.
Собственно, с сантехники все и началось. Кипарис хотел, чтобы она оказалась полностью рабочей, что потребовало переделки труб. Потом оказалось, что, если есть место, сохранившее полноценный унитаз, то после него приятно еще и почитать настоящую книгу, посмотреть настоящий телевизор, полежать на нормальных простынях. Так идея личного клозета переросла в проект «бункера в бункере».
Дело было даже не только в том, что в Комнате всегда поддерживались запасы свежей еды, самых лучших консервов и того, что можно было пронести сверху и безбоязненно употребить в пищу. Куда большее значение имела психологическая сторона, когда выяснилось, что даже простая возможность возить пылесосом по ковру давала человеку заряд энергии на долгие недели, побуждая терпеть тяжелые будни станции с надеждой на возрождение былых времен. Система работала, даже когда комнатой пользовались люди молодые, толком не помнящие или вовсе не знающие, что именно эта комната символизировала. Это место так и стали называть – Комнатой.
Право в нее попасть удостоилось отдельного наименования – Премия Социального дня, дающая возможность провести в Комнате сначала станционный день, а затем и полные двадцать четыре часа стандартных суток.
Премия стала высшей формой поощрения в Датаполисе и во всем Кресте. Возможность пожить сутки в максимальном по местным меркам комфорте ценилась очень высоко. Только избранные могли получить этот кусок пирога.
Не существовало никаких четких правил, позволявших обрести заветную награду, и она обросла кучей слухов – разумеется, по большей части неверных. Факт тот, что посторонних пускали в Комнату только в крайних случаях. И эти случаи свелись к простым спецзаданиям в пользу администрации – например, промышленному шпионажу. Узнаешь, сколько киловатт на самом деле выработали на Кловской за месяц – добро пожаловать в теплую постель с пультом от видеомагнитофона. Ведь оказать специальные услуги столице может только тот, кто всегда помнит, благодаря кому метро все еще существует. Благодаря столице, конечно же, и режиму Кипариса. И именно за это «помнит» не могло быть высшей награды, кроме как право забыть. Пусть и на двадцать четыре часа.
Несмотря на усталость, Ион не строил иллюзий относительно того, почему его ведут в комнату. Ясное дело, Кипарис просто пытается его купить. Возможно, считает его купленным с потрохами уже сейчас. И этой комнатой просто подмахивает подпись в их негласном соглашении. В сущности, его уже купили за школу, отправив в этот поход.
Смотритель остановился у железной двери с шифрозамком. Набрал код на панели. Ион понял, что никогда не знал, где именно находится вход в комнату. Мир администрации был для него почти мифическим местом из вечно невидимых света и зеркал. Все оказалось прозаично – малоприметная дверь где-то у самого потолка станции с узкой деревянной лесенкой, ведущей к ней с пола.
– Изнутри дверь открывается нажатием кнопки, – сказал Кипарис. – Удачного отдыха, учитель. Еще раз спасибо.
– И вам, смотритель, – сказал Ион, заходя внутрь.
Дверь за ним закрылась. Послышался треск замка.
Первое, что почувствовал Ион, – свист в ушах от внезапной тишины. В комнату не проникали никакие звуки снаружи. От этого ему даже стало неуютно. Ион стоял в тесном пространстве, толком не зная, что ему делать дальше.
Вид пушистого ковра на полу побудил его разуться. Освободившиеся от ботинок ноги тут же заныли. Ворс приятно покалывал пятки. Запах старой фанеры щекотал ноздри. Ион снял куртку, прошел вперед, заглядывая в каждый угол. Примерно половина предметов была ему хорошо знакома, оставшиеся он мог узнать по смутным воспоминаниям, картинкам и чужим рассказам.
Старенький магнитофон точно не был для него реликтом былой эпохи, которыми стали, например, цифровые плееры, не пережившие и пяти лет без ухода. Кое-где выжили дисковые проигрыватели, но настоящими долгожителями были именно кассетники. Так что для Иона они оказались не прошлым, а вполне себе актуальным настоящим.
Вся Комната являлась комбинацией именно подобных вещей – смесью рабочего и поломанного, причем связи этих вещей с датой их изготовления не было никакой. Например, точную копию этого магнитофона Ион уже видел на севере Лукьяновской несколько лет назад. Тогда Ион изучил каждый клочок наклейки на нем, слушая хриплый динамик, пока батарейки не сели окончательно. В то время подходящих на замену не нашлось.
Стеклянные окна, разумеется, были декоративными. Сразу за ними располагались картины, имитирующие городской вид. Особого реализма в них учитель не увидел, и тут же усмехнулся собственному скептицизму. Еще вчера он бы смотрел на эти картины с открытым ртом, а сегодня критикует их за недостоверность с видом знатока, который на своем опыте прекрасно знает, каков на самом деле внешний мир. С другой стороны, картины изображали мир до Катастрофы, и, похоже, тогда он выглядел иначе.
Куда больше Иона заинтересовало стекло. Если что и было редкостью в метро, так это именно обычное стекло. Из стеклянных предметов выжили разве что редкие стаканы.
Ион открыл раму, подвигал ее вперед-назад, слушая скрип петель. Провел по ним пальцем, потер, понюхал. Похоже на запах смолы, но какой-то не такой.
Учитель долго ходил по комнате, трогая шкаф, кровать, стены с непонятной бумагой. Зачем оклеивать стены бумагой? Ион никогда не видел ничего подобного. Он принялся обшаривать стену по сантиметру, пока у самого плинтуса не нашел надпись «обои бумажные, дуплекс».
Ион почесал голову. Надо будет спросить мужиков с Лукьяновской, что такое обои и что такое дуплекс. Первое слово он пару раз слышал, но не знал, что оно значит. А ведь когда-нибудь его об этом спросят молодые.
Затем Ион заглянул во все двери. В кладовке он нашел металлический хлам вроде швабр и лопат, которым он почти обрадовался – как-никак, знакомые декорации. За другой дверью находилась ванная – раковина, унитаз и душевая. От раковины Ион долго не мог оторвать глаз. Унитазом и вовсе не хотелось пользоваться по назначению – жалко было пачкать такую красоту. Вот от душа он не отказался.